Педро Пуля почувствовал, как его захлестывает волна гнева. У бедняков ничего нет. Падре Жозе Педро говорит, что бедняки попадут в царствие небесное, где нет ни бедных , ни богатых : перед лицом Господа все равны. Но пытливый молодой ум не находит в этом справедливости. Пусть на небе они будут все равны. Но на земле-то они не были равны, и чаша весов все равно склоняется в сторону богачей. Проклятия жрицы наполняют грозовую ночь, они звучат громче агого и атабаке1, прославляющих Огуна. Дон'Анинья, худая и высокая, держалась с необыкновенным достоинством и благородством (настоящая африканская аристократка) и умела, как ни какая другая негритянка в городе, носить национальный костюм байянки. Лицо у Аниньи веселое, хотя достаточно было одного ее взгляда, чтобы внушить абсолютное уважение. Этим она похожа на падре Жозе Педро. Но сейчас гнев ее был ужасен, и проклятия в адрес полиции и богачей заполняют байянскую ночь и сердце Педро Пули.

Прощаясь с дон'Аниньей, окруженной младшими жрицами, которые целовали ее руки, Педро Пуля пообещал:

– Не волнуйся, мать Анинья, завтра я принесу тебе Огуна.

Она не могла сдержать улыбки и легонечко хлопнула его по белокурой голове. Жоан Длинный и Хромой поцеловали руку негритянке. Ребята спускались с холма под звуки агого и атабаке, взывающих к милости Огуна. Хромой ни во что не верил, но многим был обязан дон'Анинье. Он спросил:

– Ну, и что мы будем делать? Ведь штуковина-то в полиции.

Жоан Длинный сплюнул и сказал с опаской:

– Не называй так Огуна, Хромой. Он накажет...

Он арестован и нечего не может сделать, - рассмеялся Хромой.

1 агого - негритянский барабан

Жоан Длинный промолчал. Он-то знал, что Огун очень силен

и, даже находясь в тюрьме, может покарать Хромого.

Педро Пуля почесал подбородок, попросил папироску:

– Дайте мне подумать. Этим делом надо серьезно заняться. Мы же обещали Анинье. Значит, надо держать слово.

Они вошли в склад. Сквозь дырявую крышу лил дождь, и мальчишки сгрудились там, где кровля была целее. Профессор пытался зажечь свечу, но ветер, словно смеясь над ним, тут же гасил ее. Наконец Профессор отказался от этой затеи, отложил книгу и стал наблюдать, как ребята в углу играют в "семь с полтиной". Кот сдавал карты, Сачок ему помогал. Ударяясь об пол, звенели монеты, но ни какой шум не отвлекал Фитиля от молитв перед ликом Богородицы и Святого Антония.

В такие ненастные ночи капианам не удавлось уснуть. Время от времени вспышки молний освещали барак, и тогда были видны худые и грязные лица капитанов песка. Многие были еще так малы, что боялись драконов и сказочных чудовищ. И они жались к старшим, которые страдали только от холода и бесприютности. А негры слышали в раскатах грома глас Шангу. Для всех эти грозовые ночи были ужасны. Даже для Кота у которого была женщина, на чьей груди он прятал свою молодую голову. Потому что в такие ночи мужчины, у которых нет ничего, кроме холостяцкой постели, хотят в объятьях женщины забыть свой страх. Они платят за то, чтобы провести эту ночь с Далвой, и платят хорошо. Поэтому Кот остается в бараке и сдает свои крапленые карты, а Сачок помогает ему жульничать.

Испуганные, мальчишки жались друг к другу, но в глубине души каждый чувствовал себя бесконечно одиноким и понимал, что им недостает не столь теплой постели и крыши над головой, сколько ласковых слов матери или сестры, которые прогнали бы страх прочь. Они сбились в кучу и дрожали от холода, едва прикрытые лохмотьями. Некоторым верхней одеждой служили пиджаки, украденные или подобранные на свалках. И только у Профессора было настоящее пальто, такое большое, что волочилось по земле. Однажды (дело было летом) какой-то господин в громоздком пальто остановился выпить лимонаду в кабачке Нижнего города. Видно было, что он приезжий. Перевалило за полдень, и солнце палило невыносимо. Но человек, одетый в новое пальто, похоже, не замечал жары. Профессору он показался ужасно забавным: огромное пальто жило как бы своей собственной жизнью, словно этот человек был не его владельцем, а только состоял при нем. К тому же Профессор сразу понял, что этот тип при деньгах, и начал рисовать мелом на тротуаре его портрет. Профессор даже засмеялся от удовольствия, представляя, сколько получит за работу - никак не меньше двух мильрейсов. Господин повернулся и посмотрел на рисунок. Портрет был почти закончен. Профессор улыбался, потому что рисунок очень ему нравился: пальто получилось у него главным действующим лицом, а маленький человечек был только дополнением к нему. Но господину это совсем не понравилось. Он прямо рассвирепел, физиономия налилась кровью, будто его вот-вот хватит удар. Поднявшись со стула, он дважды, изо всех сил, пнул Профессора по почкам. Мальчик со стоном повалился на тротуар. Однако владельцу пальто этого показалось мало: он еще раз ударил Профессора ногой в лицо и бросил, уходя:

Вот тебе, оборванец. Будешь знать, как издеваться над порядочными людьми.

Потом стер рисунок ногой и ушел, звеня зажатыми в кулаке монетами. Тут на улицу вышла официантка и помогла Профессору подняться. Она с сочувствием смотрела на мальчика, потиравшего больное место. А разглядев рисунок, сказала:

Вот скотина! Ведь портрет-то похож... Дурак!

Она сунула руку в карман, где хранила чаевые, достала монетку в один мильрейс и хотела дать ее Профессору. Но он только махнул рукой, зная, что она сама еле сводит концы с концами. Профессор посмотрел на стертый рисунок и пошел своей дорогой, все еще держась за почки. Он брел, как в тумане, в горле стоял комок. Он хотел порадовать человека и заработать монетку. А получил пинки и брань. За что? Он не мог понять этого. За что их так не любят в городе? Ведь они просто обиженные судьбой бездомные дети, без отца, без матери... Почему эти хорошо одетые господа так их ненавидят? Несправедливость ранила больше, чем пинки, чем грубые слова. Профессор нес эту боль в своем сердце.

Однако случилось так, что спустя какое-то время, возвращаясь в склад по пустынному песчаному пляжу, Профессор снова встретил того типа в пальто. Похоже, он направлялся к одному из кораблей, стоявших на якоре в порту. Солнце палило нещадно: даже этому сеньору стало жарко, он снял свое пальто и теперь нес его на руке. Зной прогнал с пляжа всех загорающих, а этот, в пальто, чтобы срезать путь, решил идти в порт через пески. Профессор достал из кармана нож (которым почти не пользовался) и бесшумно следовал за своим обидчиком. Потом обогнал и встал перед ним, лицом к лицу. Профессор глянул на своего врага, и все чувства, теснившиеся в душе, слились в одно - жажду мести. Мужчина с ужасом смотрел на мальчишку, словно выросшего из-под земли, с раскрытым ножом в руках. Он процедил сквозь зубы: