Абсолютный монарх во Франции не может быть тираном.

Пьер Бейль, изгнанный из Франции философ-кальвинист, ставший, вопреки мнению своих современников, в том числе и кальвинистов, поборником терпимости (его перу принадлежит труд «Что представляет собой всецело католическая Франция в царствование Людовика Великого», где он не оставляет камня на камне от воззрений иезуитов, добившихся от короля сожжения его «Общей критики "Истории кальвинизма" отца Мембурга»), превозносит власть королей и заявляет, что единственным действенным средством не допустить во Франции гражданских войн является абсолютная власть монарха, мощная и обладающая необходимыми средствами, чтобы внушать страх.

Отец Кенель, изгнанный из Франции янсенист, чьи книги имели такой успех, что Людовик, безуспешно пытавшийся отправить его в заточение, в конце своего царствования добился от папы Климента XI направленной против него буллы Unigenitus, утверждает, что в короле следует видеть наместника Бога, что ему следует подчиняться и покорно склоняться перед его властью.

Две главные жертвы нетерпимости своего времени, и прежде всего королевской нетерпимости, тем не менее с удивительной твердостью и решимостью выступают в защиту государя.

Людовик намерен полностью взять на себя обязанности короля, быть королем постоянно, днем и ночью, всегда и везде, воплощая на высшем уровне народ и нацию. Обеспечивать общее благо, достижение коего является его главной целью и суть коего понятна лишь ему одному. Ему одному ведома цена королевства, каковая несопоставима с суммой частных интересов всех его подданных, пусть и являющейся фундаментом королевства, ибо лишь королю известна истинная ее значимость. Таково его убеждение.

В своих «Мемуарах» в 1667 году он, как мы уже видели, высказал свое мнение о женщинах и о том, каковы должны быть отношения с ними. Другое его замечание свидетельствует, что он понимает разницу между тем, к чему его обязывает звание короля, и его личностью [64] . «Он ясно понимает, что королевская власть от Бога, но король — не Бог», — констатирует историк Птифис.

Абсолютная независимость королей в земной жизни вытекает из этой доктрины. «Король зависит только от Бога и от своего меча», — пишет Людовик в 1661 году.

В 1662 году, обращаясь к идее Гоббса, английского сторонника абсолютной монархии, чьи труды были опубликованы во Франции двумя годами ранее, он утверждает, что понятие общего интереса недоступно отдельному человеку и что порядок в обществе возможен лишь в том случае, если человек отказывается от своих естественных прав в пользу государя, ибо только последний может действовать во благо государства: «Покорность и уважение, кои нам выказывают наши подданные, являются с их стороны безвозмездным даром; в обмен они ждут от нас справедливости и защиты, поскольку они должны почитать нас, а мы — охранять и защищать их».

Следуя этой концепции, король признаёт, что несет обязательства перед бедными: «Если Господь своей милостью позволит мне осуществить то, что я задумал, я постараюсь, чтобы благоденствие моего правления если и не уничтожило богатых и бедных, ибо таковые всегда будут существовать в силу различия в уме, искусности и просто в везении, то хотя бы позволило ликвидировать в королевстве бедность и нищету, то есть сделать так, чтобы даже самый бедный человек был обеспечен средствами к существованию либо благодаря собственному труду, либо благодаря регулярно предоставляемой ему помощи».

Эти великолепные намерения требуют средств, которых в королевстве никогда не будет. В том же 1662 году, когда были написаны эти строки, тысячи человек умирают от голода в областях, расположенных к северу от Луары. Единственное, что можно было сделать, так это раздавать ничтожную толику зерна и денег во дворе Лувра, а в других местах — некоторое количество продуктов, закупленных в Бретани, Аквитании и даже польском Данциге.

Король понимает, сколь опасно не иметь другого советчика кроме своей совести: «Гораздо легче подчиняться вышестоящему человеку, чем самому себе, а когда тебе доступно всё, чего ты хочешь, совсем непросто хотеть лишь того, что должно».

Только страх перед Богом может останавливать короля. Как и все в то время, Людовик верит в постоянное вмешательство в дела людские Господа, чьего суда не избегает никто: за ошибки приходится платить полной мерой, и злодей рано или поздно получает по заслугам.

Людовик, к счастью, — он сам об этом говорит — защищен от возможного превышения власти своим особым, высшим и исключительным пониманием общего блага. Истинной опасностью, угрожающей его подданным, является не отсутствие у него чувства меры, а злоупотребления его министров: «Мы имеем дело не с ангелами, а с людьми, в коих безграничная власть всегда рождает искушение воспользоваться оной».

А посему выбирать их следует среди людей скромного звания, дабы иметь возможность вернуть их к прежнему ничтожеству, коль скоро они уклонятся от прямого пути. Вот как объясняет он это своему сыну: «Скажу вам совершенно откровенно, что не в моих интересах было выбирать служителей более знатного рода. Мне нужно было, прежде всего, утвердить свою собственную репутацию и, выбирая людей такого ранга, дать всем понять, что я не намерен делить с ними мою власть. Мне было важно, чтобы они не возымели притязаний на места более высокие, чем мне будет угодно дать им; а сие весьма затруднительно, коль скоро касается людей высокородных».