– Это все, конечно, хорошо, Владимир Петрович, но можно мне одним глазком глянуть на ваше _водительское_ удостоверение?

– Что за вопрос, товарищ капитан!
– засуетился Истомин, полез в карман за правами, и вдруг его - не карман, вестимо, а Истомина - осенило: Слушайте, а вас случайно не Валерианом Валериановичем зовут?

– Так точно, - ответил Спичкин, немало удивившись и удивление свое от нарушителя не скрыв.
– А откуда вы знаете?

– Мне о вас рассказывал мой друг, известный артист театра и кино Станислав Политов, которого вы спасли от пучин полноводной реки Яузы.

– Было дело, - зарделся и потупился мужественный капитан.
– А что он вам говорил?

– Только хорошее! Только слова благодарности!
– уверил капитана Истомин.
– Но, помнится, он называл вас старшим лейтенантом... И вообще: вы же были в Москве...

– Меня повысили в звании, - сообщил Спичкин, - и бросили на прорыв. Я теперь в области батальоном командую.
– В голосе капитана звучала законная гордость, а вовсе не сожаление о потерянном теплом московском местечке. Он козырнул: - Можете следовать дальше, Владимир Петрович, только следите внимательней за показаниями спидометра.

– Непременно, - горячо уверил его Истомин, - глаз с него не спущу.

– А вот это лишнее, - солидно пошутил Спичкин, - глаз надо с дороги не спускать. Помните, что вы не один на ней. Не забывайте о других. Вы успеете среагировать - встречный запоздает, вот и авария...

И, опять козырнув, направился к своей "канарейке". Но вдруг обернулся, сказал застенчиво:

– А товарищу Политову - мой большой привет...

– Передам, - пообещал Истомин, очень собой довольный, очень довольный собственной памятью, опять - в который уже раз!
– выручившей его, довольный своей удачливостью, своим тонким чутьем, позволяющим ему легко ориентироваться в темном лесу чужой психики. В данном случае милицейской.

Анюты в машине не было. То ли она испугалась капитана Спичкина, то ли вышел временный срок ее пребывания в дороге Москва - Ярославль и она, как собиралась, вернулась к своим расчетам, к своим больным и беременным сотрудникам, но испарилась она из машины как сон, как утренний туман.

А может, она и была сном или утренним туманом... Зато на ее месте, на правом сиденье, сидел некто плотный, темно-зеленый, низенький и пыльный, в картонном каком-то сюртучке и полосатых аэробических гольфиках, сам перепоясанный потрескавшимся от времени сыромятным рыжим ремешком. Сидел он, откуда ни возьмись, на правом сиденье, ерзал на нем, подскакивал, гнусно подмигивал Истомину, мерзко подхихикивал, чем-то шуршал бумажно.

– В чем дело?
– намеренно хамским тоном спросил Истомин, не садясь в машину, а ожидая на обочине, пока непрошеный субъект выкатится из белого домика на колесах, очистит помещение.

– Ехать надо, Истомин, ехать. И поскорее, поскорее, тебя там ждут не дождутся. Включай зажигание и погоняй, погоняй, пока Спичкин не очухался, - скороговоркой зачастил субъект.

Голос у него был тонкий, даже писклявый, неинтересный голосишко был у картонного типа. Поскольку имени у него не окажется - это автор чуть-чуть вперед забегает, - так и назовем его: Безымянный, с большой буквы.

– Ты кто?
– ошарашенно спросил Истомин.

– Садись, говорю. По дороге все разъясню.

Истомин сел за руль, этаким роботом-автоматом тронул "жигуль", лишь в зеркальце заднего обзора машинально отметил, что капитан Спичкин развернул свою птичку-канарейку и помчал ее в сторону столицы, в сторону дислокации вверенного ему гаишного батальона.

– Хорошо водить научился, - похвалил Истомина Безымянный, - уверенно держишься, не лихачишь. А ведь, помнится мне, еще в институте права получил, так?

– Где получил, там и получил. Тебе-то какое дело, - грубо ответил Истомин, разгоняя авто до разрешенных властями девяноста километров в час.
– Откуда ты взялся такой красивый?

– А что?
– Безымянный нахально развернул к себе зеркальце, посмотрелся в него.
– Мальчик что надо!
– Вернул зеркальце в прежнее положение. Твоих рук дело.

– Как это - моих?

– Твоих и немножко твоей жены, которая законно уступила мне место в этом легковом мустанге. Ты считал, она чертила.

– Что считал? Что чертила?
– Истомин вконец запутался, задурил ему голову Безымянный, запудрил, запылил мозги вековой пылью.

– Что, что... Меня, вот что. Не узнаешь?.. Я - твои дипломный проект, краса и гордость выпуска одна тысяча девятьсот не будем говорить какого года. Золотая медаль студенческих научных обществ.
– И Безымянный достал откуда-то из недр зеленого сюртучка потускневший кружок медали на выцветшей красной ленте, повертел ею, медалью то есть, на зуб попробовал, сплюнул, спрятал, спросил: - Теперь узнал?