– Понятно… – Девушка достала блокнот, но ничего не записывала. – А в школу? Вы в школу ведь не ходите?

– Ему, – Аксён кивнул на Тюльку, – еще рано, а я уже закончил. Восемь классов.

– А девятый?

– На девятый у меня денег нет. То есть на поезд. А пешком не находишься…

– Но можно было в санаторную школу, там у них есть интернат…

– В батор? – поморщился Аксён. – Мне здоровье не позволяет, они все больные там, а у меня иммунитет ослабленный. Короче, нельзя. Любой врач вам подтвердит, у нас тут, в Ломах, ведь ни одного здорового-то нет, у нас тут цистерна с ртутью опрокинулась. Прямо рядом с нашим домом. У нас в подвале этой ртути на пять сантиметров стояло!

Соцработница с испугом поглядела под ноги.

– Да-да, а мать как раз мимо проходила, когда цистерна опрокидывалась. Она тогда Чугуна ожидала, вот он такой кривой и получился. Черномазый…

Аксён замолчал. На девятый класс у него действительно денег не было. Вообще, денег у него не было и на восьмой, однако в восьмой он еще ходил. Вернее, бегал. Выходил за два часа и бежал. Иногда по дороге, а иногда по лесу, по тропинкам. Он являлся в город рано и пробирался на вокзал, а оттуда уже шагал в школу, чтобы никто не думал, что он пешком.

Они встречались возле «Дружбы» и добирались до школы вместе. Он нес ее рюкзак…

А на девятый класс сил уже не хватило.

Хотя нет, некоторое время он еще пытался…

Что касается батора… В баторе действительно был интернат, однако Аксён туда никак не мог, и так жизнь несладкая, а если еще и в батор…

– Хватит врать, Ванька, – в зал заглянул Савельев, – человек новый к вам приехал, а вы на него накинулись. Людмила Сергеевна, вы не обращайте внимания, они все такие. Известное семейство, Аксентьевы. Отец их рыжий хрен… Мы еще маленькие с ним были, а от него житья никому уже не… Где он, не знаешь?

– Чернобылем убило, – ответил Аксён.

– Во! – Савельев указал пальцем. – Во она, аксентьевская натура! Они тут с девятнадцатого века баламутят. И все всегда одно и то же… Мать где?

– Не знаю…

– Понятно. Людмила Сергеевна, тут нечего нам делать. Вы же сами видите… Старшие уже привыкли, младший…

Савельев указал на Тюльку, дрессировавшего мылоход.

– С младшим надо что-то решать. Он у них тут погибнет.

– Я не погибну, – буркнул Тюлька.

– Старший уже… – Савельев махнул рукой. – Средний… он и так и сяк.

– Младший вовсе был дурак, – закончил Аксён. – Знаем, читали в школе.

– Я не дурак, – буркнул Тюлька.

– Вы видели, где они спят? – Савельев начал злиться. – Вы были в их комнате?

Людмила Сергеевна кивнула.

– Там же крысы у них как бультерьеры! В стенах щели! Младший с собакой из одной миски…

– Не надо врать! – вмешался Аксён. – Он не ест из одной миски…

– Не знаю, как вы. – Савельев стал спокойным. – Не знаю, я не специалист. Я бы подавал на лишение. Даже телевизор не работает!

– Он только со вчерашнего вечера не работает! – встрял Тюлька. – Аксён на него чай пролил!

– Чай пролил… – усмехнулся Савельев. – Чай… Я ему сколько раз говорил… Подавайте на лишение, ничем хорошим это не кончится!

– Но… – попыталась возразить Людмила Сергеевна.

Дверь злобно распахнулась, ударила в вешалку. В зал ворвалась мать.

– Я тебя, пень лохматый, сама всего лишу! – рявкнула она. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не приходил?!

– Успокойся, Вероника…

– Я сейчас вас всех успокою! Ты чего приволокся?! Ты зачем эту кочергу тощую припер?! Я сейчас вас…

Мать огляделась в поисках тяжелого, Тюлька спрятал мылоход за спину.

В прошлый раз, когда приходили социальные работники, мать вела себя по-другому. Равнодушно сидела на диване, лузгала семечки и слушала телевизор про экстрасенсов. А сейчас чего-то раскочегарилась.

– Я тебя, кобель драканый…

Мать могучим рывком выдрала из спинки койки железный прут. Социальный работник прикрыла голову руками, Савельев прыгнул к матери, выдернул у нее прут, зашвырнул под диван.

Тюлька ойкнул.

Савельев и мать стали ругаться, Тюлька залез между диваном и телевизором и стал что-то крутить в мылоходе, девушка-соцработник с перепуганным лицом прижалась к стене, стало уже совсем тошно, и Аксён удалился.

Дядя Гиляй волновался на карачках в ельнике.

– Ты что палец не показал?! – набросился он на Аксёна.

– Я показывал, да вы не видели… Да это не менты вообще, а соцработница…

– Это в форме которая? Что ты мне лепишь…

– В форме – это Савельев, наш участковый, он ее сопровождает, я же говорил вам. А сама она внутри…