– Савельев? Это Мишка, что ли?

Дядя Гиляй приложился к биноклю.

– Растолстел… Хорошо живет, наверное… Все менты хорошо живут… Помню, когда мы… с твоим отцом еще гуляли… А он всегда был правильный. Что там этому надо?

– Я же говорю, соцработники…

– Соцработники, братья Карамазовы, волки зеленые… Обходят неблагополучные семьи, что ли?

– Ага.

– Гуманитарную помощь привезли?

– Не…

– Жаль, иногда хорошая бывает. Что за вопли?

– Верка злится чего-то. Они вроде как Тюльку хотят отобрать, а она вроде как против.

– Зря. – Дядя Гиляй закурил. – Зря. Тюльке лучше будет. Подальше от вас.

– Почему это?

Дядя Гиляй не ответил. Отряхнул колени.

– Пойдем, кастрюлю подержишь… Хотя нет, подождем, пока эти уйдут.

Со стороны дома послышался крик, особенно громкий и яростный.

– Посмотрю, – сказал Аксён. – Вдруг убили кого…

– Посмотри-посмотри… Хотя нет, не смотри. У Мишки чутье, как у мангуста, он меня учует… Ты лучше мне помоги, будем поднимать цветную металлургию, хрен с ними.

Они вернулись на поляну. Дядя стукал аккумуляторные пластины о кирпич, выбивал лишнее, а сетки швырял в кастрюлю. Аксён возрождал костер. Скучная работа.

Появился Тюлька. Он жевал гематоген и выглядел вполне счастливо.

– Что там? – поинтересовался дядя Гиляй.

– Нормально все. Савельев решил проверить, есть ли у меня вши, а Верка его укусила.

– Как укусила? – удивился Гиляй.

– За ногу. А он ее пистолетом стукнул. Подрались они. А эта Людмила испугалась и на крыльцо выскочила, ну мне пришлось ее успокаивать. Я ей говорю: вы не волнуйтесь, мать с дядей Мишей все время дерутся, еще с детства. Они учились вместе, даже дружили. А она расплакалась вдруг…

Тюлька замолчал.

– А потом ирисок мне дала… А потом они уехали.

– Девочка верит в добро, – изрек дядя. – Это похвальное качество сейчас почти не встречается. Верка тоже. Помню, притащила пса – всего две лапы, товарняком переехало…

Дядя Гиляй замолчал.

Свинец в кастрюле начал плавиться, и дядя принялся размешивать его палкой, приговаривая:

– И душа… его из тени… в мир, где ночь царит всегда… не пробьется, не восстанет… не заплачет…

– Ну, вот вы опять, – перебил Аксён. – Опять про ворона! Это же про ворона стихотворение!

– Я ни слова не сказал ни про какого ворона, – дядя булькнул свинцом.

– Да, не сказали, но это ведь те самые стихи, я их узнал ведь! Вы тогда их вслух читали…

– Знаешь, Иван, я в жизни много разных стихов прочитал, – сказал дядя Гиляй. – Может, про ворона тоже. Но поскольку меня очень часто били по голове, у меня там все перепуталось. Такой коктейль сделался, шейк-шерри. И иногда как всплывет, так хоть о баню стучись…

– У нас баня сгнила давно, – напомнил Тюлька.

– Баня сгнила, – усмехнулся Гиляй. – Да у вас тут все сгнило! О вашу баню головой лучше не стучаться – рассыпется! Так что, Вячеслав, ты о баню не стучись, будь осторожен!

Тюлька рассмеялся. Он развел огонь в своем отдельном очаге. Потом собрал уродцев и покидал их в ковш.

– Зачем? – поинтересовался Аксён.

– Кастет сделаю, – сообщил Тюлька.

– Нельзя кастет из свинца делать, – вмешался дядя Гиляй. – Лучше из бронзы.

– Почему? – спросил Тюлька.

– Свинец мягкий – при сильном ударе он может сплющиться. И тогда пальцы защемит. Бронза тверже. Делай из бронзы.

– А где я бронзу найду? – растерялся Тюлька.

– Ну это просто. Ты в городе бывал?

– Да.

– Ленина видел?

– Это памятник, что ли?

– Ага. Тут все просто – отправляйся ночью в город с ножовкой и… Он там с кепкой или с газетой?

– С газетой, – сказал Аксён.

– Вот ты, Вячеслав, пойди ночью к Ленину и отпили у него ножовкой газету. Потом измельчи ее напильником в пыль, а эту пыль уже можно сплавить в кастет. Очень просто. Никакого свинца. Ясно?

– Ясно. – Тюлька принялся выуживать плоскогубцами бэтменов из ковша.

Конечности у них стали уже оплавляться, и уродцы сделались еще уродливее, Тюлька доставал фигурки из геенны и остужал в банке с водой.

– Когда мы были маленькие, на восьмом заводе стоял железный рабочий. – Дядя Гиляй достал сигарету, курить не стал. – Рядом с клубом. Такой, раньше везде такие стояли. С молотом. А в парке в Нельше была балерина гипсовая. Как-то раз в грозу на нее упало дерево и сломало, и балерина стала валяться. А мне ее жалко стало, красивая очень балерина…

Дядя замолчал и все-таки закурил.

– Однажды я взял эту балерину и оттащил ее к рабочему. Взял тележку и отвез на восьмой завод. И приставил. Очень красиво получилось, рабочий ее как бы кувалдой обнимал…