Шрифт:
— Не знаю, — задумчиво проговорил он. — У Вадона, кажется, серьезные затруднения. — Он внезапно сбросил задумчивость и небрежно шлепнул ее по стройному бедру. — Он хочет прийти к нам прямо сейчас. Прости, моя дорогая, но прошу, прекрати искушать меня и дай мне возможность немного подумать. Через несколько минут он будет здесь.
Минут через пять зазвонил видеодомофон. Де Медем, одетый уже в свободные брюки и свитер, не спеша направился к двери, он о чем-то думал и хмурился. Снова послышался длинный настойчивый звонок. Он пробормотал что-то в микрофон и нажал на кнопку, отпер дверь, оставил ее приоткрытой, вернулся в гостиную и подошел к окну. Шел дождь, по стеклам стекали тонкие струйки.
Хлопнула дверь, послышались быстрые шаги Вадона. Де Медем отвернулся от окна и, лучезарно улыбаясь, поспешил ему навстречу.
— Дорогой мой Вадон, — растягивая слова, проговорил он, — как же я рад вас видеть! Давайте помогу вам. — И он сделал движение, словно хотел помочь Вадону снять легкий плащ. Министр раздраженно отпрянул назад, снял непромокаемую шляпу и бросил ее на стул.
— Ну хотя бы сядьте, — сказал де Медем, глядя, как от стекавших со шляпы дождевых капель на шелковой подушке образуются темные пятна. Он положил короткопалую лапу на плечо Вадона и подтолкнул его к дивану.
— Ерунда! — Вадон стряхнул с плеча руку де Медема. — Мне нужно поговорить с вами. Беда.
Де Медем учтиво улыбался, не сводя глаз с покрытого болезненной желтизной лица гостя. Вадон дышал прерывисто, щеки судорожно подергивались.
— По-моему, вы выглядите очень встревоженным, — сказал де Медем. — Может быть, из-за этой жары. Очень душно. Хорошая гроза очистит воздух. — Он подошел к столику. — Выпьете чего-нибудь? — Хотя он говорил тихо и доброжелательно, но в голосе ясно слышалось насмешливое пренебрежение. Повернувшись спиной к гостю, он взял графин.
— Я больше чем встревожен. И скажу вам откровенно, де Медем, я напуган. Нам нужно со всем этим кончать. Это бессмыслица.
Де Медем повернулся к нему, держа в каждой руке по хрустальному бокалу.
— Выпейте. Виски, возможно, успокоит вас. А теперь рассказывайте, что именно бессмыслица.
— Все, — глотнув изрядную порцию виски, отрезал министр. — Они требуют ужесточать и ужесточать меры безопасности. Наша затея становится слишком рискованной. Мы не можем продолжать. Просто не можем! Я больше не выдержу такого напряжения. Не выдержу. Я… — И он в отчаянии закрыл лицо руками.
Де Медем стоял и молча смотрел на его склоненную голову. В неярком свете лампы, освещавшем плечи Вадона, вспыхивали голубоватые блики в его волосах.
— Меня тошнит от вас, — сдавленно, со злостью наконец произнес он.
Вадон вскинул голову и приподнялся с дивана, беззвучно шевеля губами. Казалось, он в гневе искал ответ и не находил его.
Де Медем стоял перед ним, спокойно попивая виски.
— Сядьте! И не валяйте дурака. Меня в самом деле тошнит от вас, — проговорил он, спокойно отпив еще глоток виски. — Никогда еще не встречал такого пустого человека. Напрасно вы убедили себя, что достойны поста президента. Тщеславие сделало из вас проститутку. Вы согласились участвовать в том, что я задумал, потому что вообразили, будто эта работа вам по плечу, а уж как она будет сделана, не имеет значения. — Он тихо, с издевкой засмеялся. — И это же тщеславие внушило вам, что вы можете руководить мной, да? Вообразили, что, раз занимаете высокий пост, сможете легко отделаться от меня, да? Что вы баловень судьбы, что все в вашей власти! — Де Медем снова пренебрежительно рассмеялся. Средний палец руки, державшей бокал, выпрямился, словно целился Вадону в лицо. — А потом, натолкнувшись на первое же препятствие, вы раскисли. Посмотрите на себя! Посмотрите, что вы такое на самом деле! Трясущееся ничтожество. И вы хотите стать лидером?!
Вадон смотрел на него в упор.
— Боже мой! Как я жалею, де Медем, что впутался в это дело. Как я жалею, что слушал вас. Как я жалею, что не спустил вас с лестницы в тот самый день, когда вы в первый раз пришли ко мне. — Его голос дрожал от безутешного отчаяния.
Де Медем усмехнулся, почти оскалился.
— Но вы же этого не сделали. Верно? Тогда вы просто горели желанием. И о цене не думали — до тех пор пока были уверены, что платить никогда не придется. Но вы же не собираетесь отступать, нет? — Де Медем склонился ниже, глаза его впились в министра, следя за сменой выражений на его лице. — Во всяком случае, пока у меня хранятся те картинки.
При упоминании слова «картинки» Вадон резко отпрянул и застонал, словно его ударили. Де Медем отвернулся, скрывая улыбку.
— Не волнуйтесь, мы все заинтересованы в том, чтобы ваша драгоценная репутация осталась незапятнанной. — Улыбка исчезла с его лица, он повернулся к Вадону. — Человек чести! Преданный слуга своей страны! — Он рассмеялся, хлебнул большой глоток виски, прополоскал им рот, словно хотел смыть неприятный осадок от этих слов.
— Я служил своей стране, де Медем, — сказал Вадон, выпрямившись на стуле. Его болезненно бледное лицо вспыхнуло от гнева. — Вы этого все равно никогда не поймете. И я всегда руководствовался ее интересами, даже когда принял ваше предложение.
Де Медем покатился со смеху, его забавляло отчаяние, звучавшее в голосе министра.
— Разумеется! А разве не я вам это внушил? Если президентское кресло займет кто-нибудь другой, а не вы, Франция в считанные дни полетит в тартарары. Ведь так?
Вадон отхлебнул виски, пролил его на свой галстук и без особого успеха пытался оттереть темнеющий шелк.
— Это правда! Страна нуждается во мне! Кто-то же должен прекратить все эти безобразия. Кто-то должен…
— Господи, да вы с ума сошли! — махнув рукой, прервал его де Медем. — Помоги, Боже, Франции, если я в нужный момент не окажусь здесь, чтобы поддержать ваш дух, — пошутил он. — Но безумец вы или нет, дело это вы до конца доведете, слышите? — Вадон скривился, но промолчал. — Хорошо. А теперь, раз уж вы пришли ко мне, поговорим о действительно серьезных вещах. Взгляните! — Он взял сумку и бросил ее Вадону на колени.