— Ну, нашла кого спрашивать… Ты мне вот что ответь. Богдан до девяти лет рос, как все, а после того, как резню в усадьбе увидел, вроде как младше стал и уже не мужал — так дело было?

— Так, — выдохнула она, и в ее глазах загорелась надежда, они темным расплавленным золотом полыхали на ее лице, а руки судорожно сжали нашу бедную голову. Руки были сильные.

— Мать, отпусти голову, оторвешь — обратно не пришьешь. Я не буду ничего обещать, тем более что дело не на день и не на два. Годы могут пройти. Но я постараюсь помочь. Кто-то знает, где он был тогда и что он видел?

— Я все знаю, Оксана со двора его забрала, мне все рассказала.

— Опять говорю: я сделаю что смогу. Может, будет удача, а может, и нет. Того я наперед знать не могу. Торопиться тоже нельзя. Годы прошли, все былью поросло — время надобно, чтобы все распутать. Но надежда есть, что мужать обратно начнет.

Мать вновь ухватилась за нашу больную голову, поцеловала в лоб и, смахивая слезы с глаз, убежала в дом.

До чего отсутствие часов развивает чувство времени. Вот откуда мать знала, что уже пора накрывать на стол? Не успел повесить на дерево многострадальный мешок с соломой и пульнуть в него из самострела, как появились батя с Тарасом. Точно, рыбку ловили. У каждого в руках была вербовая палка с гаком, на которую сквозь жабры была нанизана выловленная рыба, и каждый волок на плечах рыболовную снасть, похожую на огромный сачок на длинной палке.

— Что, вояка, зуб разболелся — так тебя домой отправили? — Тарас был в своем репертуаре.

— Поздорову вам, родичи. Так разболелся, Тарас, у меня зуб, что не знал, что делать. Хорошо, татарин добрый попался, мне стрелой его выбил — сразу полегчало. А что, к тебе гости приехали? Я, как мимо проезжал, видел твою жену. Стояла во дворе с казаком молодым. Не из нашего села, незнакомый. Долго у вас гостить будет?

Ничего не сказав, Тарас, красный как вареный рак, побежал домой. Спрашивается, чего ты, парень, берешься шутить, если ты шуток не понимаешь? Подозрительно глядя на меня, батя направился в дом, а я за ним. Учитывая, что завтрак я проспал в седле, очень хотелось подкрепиться. Откуда-то и сестрички прибежали.

После обеда, припахав все женское население раскрашивать полотно авангардистской живописью в виде хаотических клякс зеленого, желтого и темно-коричневого цвета, оставив им в качестве примера мой испытанный в боях маскхалат, вновь пошел к мешку оттачивать снайперские качества — слава Богу, за работу это не считалось. И тут лень-матушка, вечный двигатель прогресса, подкинула мне одну идею, которую нужно было обязательно проверить.

— Я к Кериму пойду, скоро вернусь.

Сообщив свое местонахождение, прихватив с собой самострел, направился к Кериму.

Керима дома не оказалось, соседи растолковали мне немногочисленные жесты Софии, которыми она то ли пыталась мне объяснить, где Керим, то ли выгоняла со двора. Оказалось, Керим еще с самого утра уехал на охоту и будет только к вечеру. Не успел, расстроенный, развернуться и пойти домой, как прибежал меньший Нагныдуб и сказал, чтобы я срочно бежал к атаману. Посчитав, что атаману с дороги тоже нужно перекусить, бежать не стал, а бодрым шагом направился к его подворью, пытаясь собрать в порядок разрозненные мысли. Какой предстоит разговор, не знал, но нужно быть ко всякому готовым.

Атаман вышел сразу, как только я вошел во двор, — видно, его младший сын меня издали засек и доложил.

— Богдан, делай что хочешь, но чтоб через два дня у тебя было готово десять халамыд, таких, в какой ты по полю в походе ходил.

— Сделаем, батьку, только сетку надо у дядька Николая купить: я с ним разругался — жадный он, как хомяк.

— Ни монеты ему не давай, он тягло в этом году не давал, плакался — урожай у него поганый, гречкосей хренов, ленивый и брехливый. Даром я его в село взял, но кто же знал, что так будет.

— А что, батьку, надумали вы того старого мурзу изловить?

— Надумали, с твоей помощью. — Атаман вновь холодно и иронично смотрел на меня.

— А меня с собой возьмете? — спросил с детской наивностью, широко, с надеждой, открыв глаза.

— Куда же мы без тебя! Теперь ты у нас затычка в каждую дырку. Скоро я скажу казакам на круге: стар стал уже вас водить под своей рукой, вырос у нас молодой сокол — ему теперь вас в походы водить.

Атаман говорил с едва уловимой иронией, но взгляд морозил. Нужно было что-то делать.

— Другую судьбу тебе святой Илья предрек, атаман. Сказал он, твоя судьба — всех казаков объединить, под свою руку поставить. Главным атаманом войска казачьего стать. Из казаков силу слепить, с которой каждый враг считаться будет. Долго еще тебе, батьку, атаманом быть, не отпустит тебя товарищество.

Атаман иронично хмыкнул, но глаза его погрустнели. Видно было, что сказанное задело его, похожие мысли не раз посещали его голову.

— Ошибся твой святой, Богдан, не по Сеньке шапка. Атаманы покрепче меня то учинить пробовали, да не вышло ничего доброго. А я и пробовать не стану.