Держа телефонную трубку, я взглянул на координаты Гено, нацарапанные на клочке бумаги. Адрес, телефон… Эти два слова стучали в мозгу в ритме сигнала «занято». Адрес, телефон… Я набрал номер Пьера-Эжена Гено. Если он мертв, позвоню его привидению, если и его нет, попрошу кого-нибудь другого, и кто бы ни был этот человек, ему придется рассказать, что произошло 13 сентября 1943 года.

После третьего звонка сняла трубку женщина. Я растерялся.

– Мадам Гено?

– Да?

– Матиас Скриб. Извините, что беспокою вас.

– Мы знакомы?

В голосе прозвучало сомнение неуверенного в себе старого человека. Добыча показалась мне легкой. Я бросился вперед очертя голову.

– Косвенно. Марсель Мессин, мой покойный друг, часто рассказывал о Пьере-Эжене Гено. Я долго был за границей и только что узнал о кончине вашего мужа. Примите мои искренние соболезнования.

Я даже не стыдился своего вранья. Ведь речь идет о торжестве правды, а здесь все средства хороши. Я был убежден, что она ничего не заподозрила.

– Благодарю вас, господин…

– Скриб. Матиас Скриб.

– Благодарю вас. Однако, кажется, я никогда не слышала вашего имени от Марселя Мессина, господин Скриб.

– То есть…

– И голос у вас молодой! Не сердитесь, но вряд ли вы были другом Марселя.

Быстро меня разоблачили! Не хватало только смутиться.

– По правде говоря, я романист, автор исторических романов. Мы часто виделись с Мессином, когда я писал книгу о Сопротивлении.

Я закрыл глаза. Все мое вранье лопнет, как мыльный пузырь, если мадам Гено спросит название книги. Она поступила еще хуже, сказав:

– Вы удивляете меня. Марсель никогда не говорил о войне. Ни с кем. Вот почему ваш звонок удивляет меня. – Похоже, ее не возмущало и не беспокоило, что какой-то любопытный лезет в ее жизнь и врет самым наглым образом. Она этого не понимала, вот и все. – Лучше скажите правду. Пожилых людей не надо обманывать. Признайтесь, что вы ищете. Вы не грабитель?

– Нет!

– Журналист?

– Нет, уверяю вас, я пишу книги…

– Как и другой?

– Какой другой? – выдохнул я.

– Очень трудное имя. Ах, моя память…

У меня невольно сорвалось с губ:

– Клаус Хентц?

– Да, Клаус Хентц. Он звонил мне два месяца назад… возможно, больше. Хотел поговорить с моим мужем, но бедняга был очень плох.

Слабый голос старой дамы оборвался. Я представлял ее маленькой и хрупкой. Вот она сейчас упадет, разобьется, и я ничего не узнаю. Рискнув, я сказал самым ласковым и учтивым тоном:

– Не хочу злоупотреблять вашим вниманием, но позвольте еще один вопрос: Клаус Хентц интересовался участием вашего мужа в Сопротивлении?

– Да.

– Подробностями жизни партизан?

– Чем-то вроде этого.

– Как ваш муж попал к партизанам?

Старая дама явно обретала силы.

– Эти же самые вопросы задавал мне он. Это ваш друг?

– Да. Близкий друг.

– Надеюсь, вы меня больше не обманываете?

– Нет, мадам Гено, уверяю вас.

– Охотно верю. Но в таком случае, почему бы вам не спросить его самого?

Вдова была так логична, будто играла партию в бридж, единственный вид спорта, доступный людям ее возраста. К чему врать? И я сказал правду:

– Он умер и, как его лучший друг, я решил продолжить дело. Попытаюсь закончить его работу.

– Как печально! – очень искренне вздохнула она. – Клаус Хентц… Это о нем говорили по телевидению? Его убили вчера вечером перед театром?

– Да.

– Это печально, – повторила она.

– Действительно, Клаус был моим другом и…

– Я не о вашем горе, а о вашей книге про Сопротивление.

– Почему же печально?

– Я отдала вашему другу все, что мой муж хранил с того времени. Фотографии, письма, все…

– Все?

– Пьер-Эжен был в больнице, а ваш друг так располагал к себе. Он очень настаивал и обещал все вернуть.

– И вернул?

– Да, но, узнав об этом, мой муж был недоволен и попросил меня все сжечь.

– И?…

– Я сделала это. – В наступившей тишине я услышал, как скрипнул паркет в ее комнате. Я представил себе высокие потолки, узорчатые шторы, пианино с сувенирами на крышке. Паркет скрипнул еще раз. Во время нашего разговора мадам Гено стояла. Она устала и вот-вот повесит трубку. – Это, без сомнения, лучший выход, – заключила она.