— Нормально! — сказал я.

После его ухода я поднялся — хоть и большое дело делаю, но лежать устал. Надо идти миллионера воспитывать. Встал, пару раз качнулся взад-вперед, потом все же пошел. Мыцина не видать. Через маленькую комнатку, где грудой медицинское оборудование свалено, а также части скелета — надеюсь, не настоящего, — вышел на воздух.

Хотел пойти раздышаться. Пляж. Серая галька. Прибой цвета морской волны. И сразу же почти Крота встретил, как назло — не успел даже с духом собраться: нелегкое это дело — миллионеров воспитывать. А он как раз из воды выскочил, полотенцем растирался.

— Плавали? — для начала задал ему легкий вопрос.

— До буя и дальше, — довольно мрачно ответил он.

Да, нелегко будет!

— Что-то не так? — поинтересовался я.

Видно, он посредством купания успокоиться хотел — но не удалось ему это! С болью на самый верх нашего небоскреба смотрел. И там уже дымок какой-то струился. Что-то уже горит?

— Вы знаете, какой счет он мне выкатил? — проговорил он злобно.

— Больших цифр стараюсь не запоминать. Ни к чему мне это! — попытался пошутить я.

— Я тоже их не всегда люблю! — продолжил он тем не менее еще мрачней. Я-то чем виноват? Хотя конечно… Кто туда первый влез?

Я вздохнул как бы сочувственно.

— И что он там, спрашивается, творит? Говорит — зороастрийцев этих в горах Индии отлавливал поштучно — десять тысяч якобы долларов за каждого! Я их заказывал?

— Большой художник, — уклончиво сказал я.

— Авантюрист он, а не художник! — в сердцах воскликнул Крот. — Что он там вытворяет?

— Что?

— Вон… зороастрийца жжет! А с вертолета вон Си-эн-эн это снимает, как большой праздник! И это еще начало только!.. Не забыть бы мне, что я проплачиваю… «Срывание последних шор тоталитаризма»! — на глухие верхние окна показал.

— Так на месте вроде бы шоры? — неуверенно сказал я.

— Так то отдельный будет праздник! Снова им выкатывай! — Он почти орал.

Да-а… Встретились два гиганта! Момент для воспитания не очень уютный возник… особенно для выклянчивания денег. А я Мыцину обещал… Выждем!

— Большой мастер! — уже слегка успокаиваясь, произнес он. Я развел руками… да, мол, бывают большие мастера! Начать про Мыцина?

Но момент неподходящий все же: дым еще гуще повалил!

— Что он там у них… пластмассовый, что ли? — снова Крот заорал.

Не могут начальники эти не вмешиваться в художественный процесс!

— Может, мировое телевидение меня и раскрутит, — сказал он, — но зато местные точно… в банку закрутят, как помидор! Может, я и выхожу с этим, — (дым все усиливался), — веротерпимым деятелем, любителем разных религий… но уроют меня просто, по-христиански!

— Так надо с местными больше контачить! — ввернул я.

— Вы уже… поконтачили! — Он впервые на меня поглядел.

— Так еще надо! — воскликнул я.

— …Спасибо, — сказал он, — но больше всего меня волнует тот домик за холмом.

— И на него выйдем! — пообещал я.

— Вы уже вышли! — Теперь по-доброму на меня поглядел.

— Еще с народом бы надо пообщаться.

— С народом? — дико удивился.

— Говорят, это облагораживает.

— Нет. Со мной это безнадежно. В смысле облагораживания.

— Но все же. — Я сделал приглашающий жест, рекомендуя прогулку.

— Ну… попробуем, — произнес он. — На фоне этого, — снова глянул на дым, — все более-менее нормальным кажется!

Дым уже полнеба чернил!

— Да скольких он там сжигает?! — снова сорвался он.

— …Давайте пройдемся… — успокаивающе сказал ему я и вдруг закашлялся от дыма… Да, Фрол дело знает свое!

По ходу прогулки я мягко втюхивал Кроту, какой тут замечательный опорно-двигательный санаторий был и как люди счастливы были.

— А кто вам сказал, что людское счастье меня волнует?.. Потом этот Фрол, — (снова нервно оглянулся), — хоть и сука, но дело знает свое!

Словно подслушал мою мысль.

— Есть в округе хоть один, кто дым этот не видит? То-то. И весь мир это увидит! Точно. У Фрола не заржавеет. А санатории для колгоспников… — усмехнулся он. — Даже Москва это теперь не покажет! Как там было у них? «Пальцы и яйцы в солонку не макать». Абзац! Прошло все это.

Некоторое время мы шли молча. Но не бессмысленно: многоглавый змей на месте оказался, в воде, — от жары там спасался. Может, что удумаем вместе? Одна голова — хорошо, а много — лучше! Тем более — там еще добавилось несколько голов. Петр, что было приятно, и те двое — «новеньких», что в милиции привечали меня… что было неприятно, и еще одна — коровья — голова. Видно, с совещательным голосом. Солнце словно плавилось в реке, и они как бы сидели в расплавленном солнце.

— Вода теплая! — прокаркала бровастая голова. — Купайтесь!