Хлоп… хлоп… Ракета! Вторая! "Всем взлет!"

Хорошо, что у всех двигатели еще горячие, и снаряды успели пополнить. Газетные листы еще падали на землю, а мы уже были в кабинах. Так, пристегнуться поясными ремнями, запуск, фонарь закрыть: "Всем — взлет!" Прямо от капониров наше звено, дружно поднимая снежные шлейфы, пошло на взлет наискосок через ВПП. Пробежка, отрыв… Осмотреться… Вот они все, уже на хвосте, встают в левый пеленг. Хорошо — запомнилась наука-то! Пустячок, а приятно…

В наушниках зашуршало: "Тур! (Ага! Сами нарушаете, а ко мне придираетесь…) Тур! На подходе к аэродрому девять сто десятых с десятком худых. Это налет. Соседи тоже под ударом, помощи не будет. Найти и атаковать! Не допустить удара по аэродрому!"

— Вас понял, выполняю… Всем — усилить поиск. Блондинчик, иди вверх, на солнце. Ударишь по мессам, закрути их… я — по сто десятым.

— Понял, исполняю… А за блондинчика — на земле получишь…

— Отставить лишние разговорчики! — это земля, — Тур, через восемь-десять минут к аэродрому подойдет звено 22-го. Но они практически без бензина…

— Но разок-то пугануть смогут?

— Разок смогут…

Эти восемь минут еще прожить надо. Где же они… Толя Рукавишников молодец — резко ушел вверх и на солнце, я и то его почти не вижу. Ну, значит и мессам сюрприз будет… Мало нас — всего две пары, одно звено… Хоть бы комиссар с кем-нибудь поднялся. Где же сто десятки? Тени… по земле бегут тени — вот и они, в снежном камуфляже. Сразу-то и не разглядишь. Сзади и выше сто десятых — мессы сопровождения. Нас они отбить уже не успеют. А расстрелять нас на выходе из атаки им не даст Блондинчик… Да и мы будем прятаться под строем сто десятых. Хорошо. Пора.

— Демыч, цель — первая тройка. Я бью ведущего, ты следующего. Выход из атаки вниз, под строй… И сразу атакуем еще, огонь по готовности…

Эх, жаль я снаряды не зарядил! Как бы пригодилось… Ну, знать, где упасть — соломки бы подстелил.

Колонна троек "Ме-110" приближалась. Мы подходили к ней в пологом пикировании, слева-спереди. В таком ракурсе сложно стрелять. Хотя, с другой стороны — под удар могут попасть сразу два-три самолета, один в передней тройке наверняка, и еще кто-то в следующей — возможно… Как зайдешь, как стрельнешь…

Мне нужно бить по лидеру. Собьешь ведущего — почти наверняка расстроишь атаку. Пока они сообразят, пока перестроятся, пока сомкнут строй — тут много чего может произойти. Так — выбросить все из головы… Пора…

— Атака!

Все же, заходя на лидера, я попытался построить атаку так, чтобы стрелять сразу по двум самолетам. Ну, посмотрим… Огонь! Очередь я дал длинную, хотя и не люблю поливать как из шланга. Но сейчас так и нужно — все больше вероятности, что два-три снаряда поразят второй самолет. А получилось еще проще — мои снаряды ударили по кабине лидера, убили летчика, сто десятка вильнула, крутнулась и зацепила крылом своего правого ведомого. Оба самолета, разваливаясь в воздухе, стали падать. Около них распустились три парашюта. Демыч тоже не промазал. Третья 110-ка из ведущей тройки пыталась резким разворотом сбить пламя из левого двигателя, но было видно, что высоты им не хватит. С земли ударили счетверенные "максимы", какая-то колонна идет, по нам бы не попали. Только мы с Демычем сунулись на разворот под оставшиеся две тройки 110-ток, как вокруг нас полетели бомбы. Это фашисты, решив отказаться от бомбового удара, облегчали свои самолеты для воздушного боя. Ну-ну, поможет ли это вам… По земле хаотично пробежали вспышки разрывов бомб, четко были видны концентрические кольца расходящейся взрывной волны.

— Демыч, бей по готовности… Атака!

Снизу, на кабрировании, я ударил по правому двигателю ближайшей 110-ки. Горит! Следующий! В это время мой истребитель, как живое существо, задрожал под ударами пуль. Это стрелок сто десятки поймал меня в прицел на выходе из атаки. Зря я пошел вверх, зря!

Но самолет управляем, огня и дыма нет… крутнувшись через правое крыло, я вильнул вниз. Скорость… есть скорость! Горка, самолет в прицеле… очередь… дымит!

— Тур! Сними с хвоста…

Я резко крутнулся, оглядываясь… К истребителю Демыча пиявками присосались два месса из прикрытия. Толя-блондинчик не смог их всех удержать… да и невозможно это.

— Демыч, вправо, вниз! К колонне, под пулеметы!

Истребитель Демыча вильнул вниз. Сверху, на встречных курсах, я дал по преследовавшим его мессам неприцельную заградительную очередь. Очутившись под огнем, мессы быстро потеряли желание преследовать Демыча, и свечой ушли вверх. Там, наверху, дерется пара Толи Рукавишникова. Против восьми мессов, между прочим. Сейчас еще 110-ки очухаются, примкнут к худым, и нас будут убивать… Где помощь? Но пищать, а тем более пачкать соплями эфир — нельзя!

— Демыч, ты как?

— Я в порядке… Подхожу слева… встал на место.

— Демыч, бросаем 110-ки, пошли на помощь к Толе.

— Блондин, я Тур. Идем к тебе.

Рация зашуршала и голосом комиссара проинформировала: "На подходе звено второй эскадрильи. Оттягивайтесь к аэродрому".

— Я — Тур, не могу. Под нами колонна наших на дороге, уйдем — ее побьют. Лучше вы подходите к колонне, тут какой-то чудак из пулеметов по немцам стреляет, защитит если что…

Кто-то коротко хохотнул в эфире.

— Тур, я — 22-ой. Вас вижу, подхожу. Бензина мало, минут на пять…

— 22-ой, вас понял. Пройди над колонной, шугани худых, я лезу вверх.

Вон и пара Рукавишникова.

— Блондин — сбор! Пара Толи подошла и заняла свое место. Немцы делали какие-то перестроения километрах в полутора и метров на пятьсот выше нас.

— Заходим от солнца, бьем одновременно, держим строй. Пошли!

Но немцы, заметив, что мы готовим атаку, восторга не испытали, и, выполнив одновременный разворот, дружно вышли из боя. Гнаться за ними у нас никакого желания не было.