Кхумбулиле обещала выделить время для нашего интервью после того, как она закончит с последним пациентом. В ожидании мы с Джилл большую часть утра бродили в окрестностях усадьбы, что позволило ей ощутить дух этого места. Видя, как скромно и почтительно ведет себя Джилл, я была рада, что привезла ее сюда. Несмотря на свой скептицизм, Джилл с уважением относилась к свази и их традициям.

Последним пациентом Кхумбулиле была школьная учительница из близлежащего городка — женщина-свази двадцати восьми лет, одетая в европейский костюм. Это было ее второе посещение клиники. Наконец Кхумбулиле вышла к нам и сказала: «Предки сейчас явятся. Моя пациентка и я разрешаем вам с мисс Лапато войти и присутствовать при консультации. Идите быстрее, они уже близко. Вы можете фотографировать меня и всех присутствующих, но только не лицо моей пациентки». Чувство волнения, смешанное с нетерпением, сразу же охватило нас с Джилл.

Вместе с Кхумбулиле мы вошли в ее клинику. Строение представляло собой традиционную круглую хижину с соломенной кровлей. Целительское облачение Кхумбулиле висело над чем-то вроде алтаря — местом, где она приветствовала своих самых главных предков перед тем, как начать консультацию или лечение. Вдоль стен хижины стояли бутыли и сосуды с лекарствами из трав. Люди входили, и в комнате становилось тесно. Я никогда раньше не видела, чтобы Кхумбулиле так быстро двигалась. Я не знала, что сейчас будет происходить.

Уровень энергии в комнате был чрезвычайно высок. Я чувствовала себя так, словно мы присутствовали в храме на какой-то возвышенной и одновременно радостной церемонии — наподобие крещения или венчания. Вошли члены семьи и близкие друзья Кхумбулиле. Они улыбались, в руках у них были различные ударные музыкальные инструменты. Вместе с нами в переполненной комнате было пятнадцать женщин и детей. Мы с Джилл сели прямо напротив них. Джилл вручили жестянку с сухими гороховыми семенами и велели ее трясти. Одна из женщин внесла в хижину большой красивый барабан. Барабанный бой помогал Кхумбулиле устанавливать и поддерживать контакт с предками.

Вошла пациентка и села вместе с женщинами и детьми. Эти женщины должны были следить, чтобы с Кхумбулиле ничего не случилось, пока она переживает транс, и внимательно слушать, чтобы они могли потом рассказать ей обо всем, что говорилось и делалось. Затем вошли девятнадцатилетний племянник Кхумбулиле и еще один мальчик помоложе. Они уселись рядом со мной и Джилл. Они уже несколько часов пили вино из марулы, и я сомневалась, смогут ли они помогать Кхумбулиле, как она просила.

Кхумбулиле стояла на коленях перед небольшим сооружением, похожим на алтарь, отдавая дань почитания явившимся к ней предкам. Казалось, она не замечает происходящего вокруг. Она достала небольшой горшочек с медом, который сохранила со своей выпускной церемонии, состоявшейся десять лет назад, добавила крошечное количество меда в травную смесь и омылась этой смесью. Затем она надела бусы и традиционное облачение.

Надев юбку, ожерелья из бус и яркую красно-белую блузку из набивной ткани, Кхумбулиле в заключение накрылась куском черной ткани, накинув ее наподобие капюшона. Она наклонилась над неглубокой тарелкой с горящими в ней травами. Ее глаза остекленели. Предки явились. Я никогда не ожидала, что стану свидетелем одержимости целителя, и не могла поверить, что мне так повезло.

Кхумбулиле неожиданно заговорила очень низким мужским голосом. Это было странно, но почему-то совсем не удивляло. Предок назвал свое имя и поздоровался с каждым из находившихся в комнате. Кхумбулиле вдруг стала совершенно иной. Теперь она была более агрессивной и самоуверенной. Меня поразила эта перемена. Ее племянник вскочил и выбежал из хижины и тут же возвратился с барабанами. Он, мальчик, который был с ним, и еще одна женщина стали бить в эти красивые барабаны конга. Особенно хороша была женщина. Я была очарована. Звук ее барабана был таким живым. Где-то глубоко в душе я ощутила чувство полной свободы. Женщины встряхивали жестянки с семенами, и этот мужской голос внутри Кхумбулиле пел.

Кхумбулиле обошла комнату кругом, внезапно прекратила пение и опустилась на колени перед сосудом с травной смесью для омовения. Она издала звук наподобие собачьего лая, и дочери передали ей сосуд. Она окунула в эту смесь жезл с козьим хвостом, стряхнула немного смеси себе на лицо, а потом проделала то же самое с пациенткой. Затем — снова танцы, снова пение, и вот вступили в действие племянник и второй мальчик. Распевая, они накрыли голову пациентки тканью и она стала вдыхать дым из смеси трав, тлеющих на мелкой металлической тарелке. Мальчики были очень сосредоточены и быстро двигались, помогая Кхумбулиле.

Под участившийся громкий бой барабанов Кхумбулиле начала свой захватывающий танец. Все движения и прыжки танца были поразительным, немыслимым балетом. В столь тесном пространстве она ни разу никого не коснулась, ничего не задела и не потеряла равновесия. Я была изумлена. Мне хотелось, чтобы танец и барабанный бой никогда не кончались. Подняв глаза, я увидела широкие улыбки на лицах женщин, сидевших напротив. Они наблюдали за мной, и мы вместе рассмеялись. Кхумбулиле говорила на языке, которого я никогда раньше не слышала. Одна женщина сказала, что это синдзаве древний язык предков, на котором теперь уже не говорят. Было очевидно, что Кхумбулиле действует как глашатай того, кто вселился в нее. Присутствие этого предка ни в малейшей мере не казалось угрожающим. Одержимость Кхумбулиле окончилась также внезапно, как и началась. Предок ушел. Кхумбулиле совершенно выдохлась. Она села вместе с женщинами и детьми и улыбнулась. Она не помнила, что говорила и что делала. Она запомнила лишь, какое лечение ей следует применить, но забыла все подробности посещения предка. Кхумбулиле повернулась ко мне и ласково спросила: «Ну, и как это было?»

Позднее Джилл рассказывала мне, что в течение всей этой церемонии она буквально тряслась от страха. Я бы, конечно, не оставалась там, если бы почувствовала, что ей сильно не по себе или она в опасности, но теперь я только посмеиваюсь, вспоминая обо всем. От меня тогда было мало толку — я полностью была поглощена происходящим и чувствовала себя хорошо как никогда.

Когда в ходе церемонии я вспоминала о своей фотокамере, я старалась как можно быстрее делать снимки и время от времени толкала локтем Джилл, чтобы она делала то же самое. Но Джилл была слишком захвачена происходящим. Это вызывало у меня улыбку. Когда наши слайды были проявлены, мы обратили внимание на то, что Кхумбулиле танцевала без блузки. Но во время ее танца никто из нас этого не заметил. Мы с Джилл были в нескольких десятках сантиметров от Кхумбулиле, но ни одна из нас не видела, чтобы она снимала свое одеяние. Впоследствии мы тщательно изучили слайды и остались в полном недоумении.