Он стал его вплотную рассматривать.

«Действительно, монокль. Курьезно».

Он заложил руки за спину и повернулся к Маргулиесу.

— Интересно.

— Да, это очень интересно, — сказал Маргулиес просто.

— Вы находите?

Налбандов снова сел к столу.

Маргулиес встал и прошелся по комнате. Проходя мимо тарелки, он низко нагнулся. Нет, это не косточка, а корка. И кроме того — немного сухой каши. Он опять сел на свое место.

Налбандов нашел на столе искусанный химический карандаш и брезгливо положил его на ладонь.

Теперь они сидели друг против друга, взвешивая над столом на ладонях карандаши, словно желая точнейшим образом определить их вес.

— Надеюсь, мне вам не надо напоминать, — негромко и слишком спокойно сказал Налбандов, — что меньше двух минут на каждый перемес не полагается. Это азбучная истина. Вы можете ее найти в любом учебнике.

Он нажал на слово «учебник».

— Между тем вы позволяете у себя на участке делать один перемес в одну и две десятых минуты.

— Для нас сведения, заимствованные из любого учебника, не обязательны. Учебники выходят каждый год в исправленном и дополненном виде.

Маргулиес сказал это тихо, шепеляво, почти шепотом. Он, видимо, сосредоточил все свое внимание на карандаше.

— Это все прекрасно, в данном году рекомендуется руководствоваться учебными пособиями данного года. Не так ли?

— Почему же нам не воспользоваться поправками будущего года, если мы открываем их в настоящем?

— Ах, вы хотите опередить время?

— Мы хотим выполнить промфинплан.

— Не вовремя!

— Идти вперед всегда вовремя.

— Впрочем, мы, кажется, перешли в область философии. Вернемся назад. Вы, кажется, ведете работы на бетономешалке Егера?

— Да.

— Надеюсь, вам известно, что в паспорте этой машины черным по белому напечатано, что время одного перемеса не может быть меньше одной и пяти десятых минуты.

— Известно.

— И все же вы берете на себя смелость, так сказать, взять под сомнение компетенцию составителей этого паспорта? Официального паспорта мировой фирмы?

— Официальный паспорт пишут такие же самые люди, как мы с вами, грешные.

Маргулиес сказал это и чуть заметно улыбнулся, сообразив, что он повторяет давешнюю фразу Фомы Егоровича.

Налбандов нахмурился и покраснел.

— Мне кажется, что ваши шутки несколько неуместны, — сказал он громко. — Впрочем, каждый забавляется, как может и… и как его учили… Но, пожалуйста, избавьте меня от них. Я достаточно технически грамотен. Я нахожу ваше обращение с дорогим импортным оборудованием по меньшей мере… рискованным. Мне бы, извиняюсь, не хотелось употреблять другого прилагательного, хотя оно сейчас чрезвычайно в моде.

У Маргулиеса слегка дрогнули губы. Он побледнел:

— Вы имеете в виду…

— Я говорю, что при такой эксплуатации машина амортизируется слишком быстро.

— Лет в пять, в шесть.

— В то время как по официальному паспорту при нормальных условиях она должна работать от десяти до двенадцати лет. Вы совершаете насилие над механизмом.

— Это не существенно — пять или десять лет. При нормальных, как вы выражаетесь, условиях такой комбинат, который ставим мы здесь, должен строиться восемь лет, и тем не менее вам отлично известно, что мы построим его в три года.

— Демагогию вы можете оставить при себе. Я констатирую, что вы способствуете слишком быстрой амортизации импортного оборудования, которое стоит валюты, а доллары у нас на земле не валяются.

— К тому времени, когда машина амортизируется, нам доллары уже не будут нужны.

— Вы в этом уверены?

— Мы будем строить собственные бетономешалки. Но должен вам сказать, что особенного насилия над механизмом мы все-таки не совершаем.

— Но ваша варварская быстрота работы!

— Она складывается из нескольких элементов, не имеющих прямого отношения непосредственно к эксплуатации машины.

— Вот как! — насмешливо воскликнул Налбандов. — Это любопытно. Поделитесь, если это не секрет.

Маргулиес сдержанно провел по бумаге острием карандаша тонкую прямую черту.

— Она складывается из рационализации процесса подвоза инертных материалов — раз, из правильной расстановки людей — два, и, наконец, из…

Ему очень трудно было произнести это слово, но все же он его произнес без паузы: