— Maman, a что это: адски жарко?.. Как в Африке?

— Нет, это значит, как в аду, — усмехнулась Полунина и посмотрела на Месяца вбок.

— А-а, я знаю: это — где за язык вешают!

— Ну, это глупости, — кто это тебе сказал?

— А что же там?.. А почему там жарко?

— Бог будет всех судить после смерти… и вот…

— После смерти?.. Мертвых?.. — Лерик захохотал весело, и Месяц, который был религиозен, посмотрел с недоумением на него и на его мать.

— Ты не смейся, а слушай! Бог сосчитает все грехи у каждого; у кого будет больше грехов, чем добрых дел, того в ад, а у кого меньше — в рай.

— А если поровну?

— Ну, тогда… — Она скользнула глазом по Месяцу, усмехнулась быстро и добавила: — Этого не бывает: всегда чего-нибудь больше.

— Нет, ну, а если поровну?

— Тогда — рай, — подсказал Полуниной Месяц.

— Ну да-а… потому что бог — добрый, — догадалась она, — и вот он добавит от себя одно доброе дело, и тогда — рай.

Но Лерик уж опять хихикал, перегибаясь в поясе и стуча ногами.

— С ним любопытно будет заниматься, должно быть, — сказал Марк Игнатьич.

— Ну, конечно, — живо подхватила Полунина, — хотя он шалун… Ce n'est pas bien [2] хвалить детей в их присутствии. Но вот старший брат его. Кирюша, такой был умница, такой серьезный…

— Он умер?

— Ах нет, что это вы, право?

— Вы сказали «был»!

— Был, потому что все равно что нет: адвокат!.. И та кие идеи… Я не могу говорить об этом без слез…

Действительно, Месяц увидел у нее слезы.

Но от сильного толчка на ухабе она прикусила губу и закричала Филату плаксиво:

— Ну, какой же ты, Филат, болван!

Усадьба расположилась просторно: шестнадцать собак выскочило со всех сторон встречать гремучую тройку (разглядеть их как следует не успел Месяц, только сосчитать успел), и еще где-то, слышно было, мчались сюда поспешно, лаем давясь на бегу.

— Муфик! Муфинька! — обнимал за шею поджарого борзого Лерик, а Полунина кричала Филату:

— Гони их, пожалуйста, кнутом — ну, гони же!

И, усмехаясь, говорила растерявшемуся Месяцу:

— Боитесь за свой костюм? Ничего, при нас не порвут.

Дом был открытый, спокойный, старый, но как-то вкусно устроенный — с бельведером, с колоннами, окрашенный в светлокофейный цвет.

— А вот ваш флигель, — указала Полунина.

Флигель был ненадежен: двухэтажный, кирпичный и с зияющей трещиной во всю вышину.

— Не бойтесь, что развалится: мы его скрепили болтами, — усмехнулась Софья Петровна. — Там, кстати, имеет свое обитание рыжий Фриц, — это бывший учитель Марочки, моей дочери, — вам не будет скучно.

Выскочил с террасы широкоскулый малый, на бегу натягивая на красную рубаху сюртук, и так же, как на станции, Полунина начала покрикивать:

— Егор, осторожнее, — это стаканы!.. Говорю — осторожно, болван!.. Это — гвозди, а где же белила?.. Филат, мы потеряли белила?! Да не тащи же гвозди в комнаты — поставь здесь!.. Ф-фу, глупый!

Отворилась форточка на втором этаже флигеля; оттуда выглянула рыжая голова и тут же скрылась.

Вышла на террасу тонкая миловидная девушка с длинной русой косой, в вязаном белом платке на плечах, в ловко сидящем шерстяном платье.

Думая, что это и есть Марочка, Месяц вежливо поклонился ей. Полунина быстро усмехнулась и крикнула:

— Луша, ты что же это стоишь барыней? Помогай Егору!.. Барышня здорова? Обед готов? Что сладкое? Да не наноси в комнаты грязи, — ф-фу, неряха!

Месяц сам вытащил из фаэтона свой легкий чемоданчик, и хотя чувствовал еще неловкость от поклона, так приятно почему-то было передать этот чемоданчик из рук в руки Луше — девушке тонкой, зардевшейся, в милом белом вязаном платке, заколотом на груди булавкой.

С левой стороны дом был открыт, а с правой, южной, во всю стену оплетен багроволистным диким виноградом. Теперь, окропленный недавним дождем и обласканный прорвавшимся солнцем, багровый куст показался Месяцу таким подавляющим богатством, что долго не мог он оторвать от него глаз.

Снаружи дома, у самого подъезда, вверху водружен был огромный дворянский герб — мечи и звезды, — и держали его деревянные купидоны с отбитыми носами; а в столовой на виднейшем месте под потолком наискось укреплена была доска из серого мрамора, и на ней золотыми буквами список предводителей дворянства губернских и уездных, с екатерининских времен: три раза попадалась фамилия Кензерский, два раза — Полунин — теперешний, конечно, он и соорудил эту скрижаль.