И еще одно — нельзя быть удобным для всего и для всех одновременно. Язык устроен так, что в нем всегда что-то одно удобно за счет чего-то другого. И поскольку язык всё время изменяется, то получается, что и "зоны удобства" всё время меняются местами с "зонами неудобства" — было удобно одно, а стало другое.

Вот агглютинативные языки. Казалось бы, идеальная система: слова четко делятся на части, можно построить слово с любым значением и по очень простым правилам — чего же еще? Но плохо, что слова получаются в таких языках длинноваты — пока дойдешь до конца, того и гляди, забудешь, с чего начал. И не держатся такие слова вместе, легко рассыпаются на части, и границы между ними слабые. Зато фузионные языки — в них слова хорошие, крепкие, не ошибешься, где конец, где начало. И недлинные слова, как раз то, что надо. Всё бы хорошо, да очень уж чередования замучили. И на одно значение всегда столько морфем собирается, не знаешь, какую и выбрать.

То ли дело изолирующие языки — ни тебе чередований, ни длинных слов. Ставь себе корни рядом — и всё. Хорошо? Неплохо. Да только корней всё же не очень много, значений разных — гораздо больше. Получается, что каждый корень за двоих работает — да хорошо, если за двоих, а не за двадцатерых: он и вместо глагольной приставки, он и вместо показателя вида, он и вместо суффикса какого-нибудь привычного действия. А что делать — служебных морфем-то взять неоткуда. Вот и приходится в изолирующем языке вместо того, чтобы учить грамматику, учить наизусть — сразу весь словарь.

Так, может быть, прав профессор Есперсен, лучше аналитических языков и впрямь нету? И слова в них короткие, и грамматика есть, и чередования изгнаны? Всё верно, но и здесь без недостатка не обходится. Представьте себе, что у вас в предложении пять вспомогательных глаголов. Куда вы их денете? Будут они друг с другом путаться, пока разберешься, какой глагол кому "помогает", — нет, подумаешь, уж лучше, пожалуй, сандхи.

Ну а инкорпорирующие языки? Они-то для кого удобны? Я скажу вам так — для говорящих на этих языках они очень удобны. Ведь не надо строить длинные предложения с разными словами и с паузами между ними, думать о падежах и предлогах — в одном слове-предложении сразу упакована вся мысль. А вот для слушающих, конечно, такие языки не подарок. Расшифровывать их труднее. Правда, если мы с вами давно друг друга знаем (или если я хорошо знаю, о чем речь), мне будет легче, поскольку я могу угадать какие-то части сообщения, а остальное можно и из слова-предложения по кусочкам выудить.

Сравнить такое положение говорящего и слушающего можно, пожалуй, с их отношением к аббревиатурам. На всякий случай поясню: аббревиатуры — это такие слова, которые образованы, например, из начальных букв слов какого-то сложного названия. Например, говорят МПС (вместо: "Министерство путей сообщения") или МГУ (вместо: "Московский государственный университет" или "Можайский городской универмаг"), С одной стороны, действительно, говорить так — удобно: и короче, и быстрее. А понимать? Если вы заранее знаете значение такого слова — так же как вы знаете слова стол, палка, медведь и все другие слова своего языка, — тогда это не очень трудно. Но если такого рода аббревиатуры ваш собеседник придумывает на ходу, процесс понимания становится похожим на дешифровку.

Представьте себе такую ситуацию: ко мне в гости зашел эндорский посол из выдуманной страны Эндора. Мы выпили чаю, и он рассказал мне, что последнее время его все больше занимает проблема энжелуэ и он даже задумал написать о ней в эсбо, да все некогда: замучили дипломатические приемы. Я, конечно, ему вежливо посочувствовал, но на самом деле ничего не понял (а вы бы поняли?). Мы попрощались, но загадочные энжелуэ и эсбо не давали мне покоя. Поразмыслив, я пришел к выводу, что это какие-то общепринятые в Эндоре сокращения, а значит, надо догадаться, что такое НЖЛУЭ и СБО. Я промучился целый день. Каких только вариантов я не рассматривал — и Новые железнодорожные лишние утюги электричества, и Нижние желтые ловушки утренних этажерок — всё было не то. Пришлось обратиться в СБЭ (Справочное бюро Эндоры). Оказалось, что НЖЛУЭ — это Неопознанные животные лесных угодий Эндоры, а СБО — "Сфинкс Белого острова", ежегодная эндорская газета, название которой знакомо каждому эндорцу с пеленок.

Эта история — пример того, с какими трудностями сталкивается "неподготовленный" слушатель аббревиатур. Аббревиатуры же, в свою очередь, служили нам примерами "сверхсокращений" в языке. Мы знаем, что в инкорпорирующих языках словосочетания и предложения тоже сокращаются, превращаясь в одно слово, и, хотя происходит это иначе, чем в аббревиатурах, при понимании таких слов с инкорпорацией у слушающего могут возникнуть, в общем, те же трудности. Вот потому и считается, что инкорпорирующие языки удобны для говорящего и не так удобны для слушающего.

Получается со всеми языками по пословице: хвост вылез — нос увяз, нос вылез — хвост увяз. Однако же язык за собой следит: не может у него быть слишком много недостатков. Для того он и изменяется, чтобы этого не допустить. Слова стали слишком длинные — появятся чередования, слова "ужмутся". Слишком много чередований, совсем в морфемах запутались? А ну-ка упростим грамматику, добавим три-четыре вспомогательных глагола — вот и легче станет. Слишком много корней, а суффиксов мало? А вот сделаем из десятка корней настоящие суффиксы — пусть знают свое место!

Так и перестраивается язык, как маятник: вправо-влево, от длинных слов — к коротким, от коротких — опять к длинным.

А человеку, конечно, привычней всего его собственный язык. В своем языке человек никаких неудобств не замечает.

Так что все языки одинаковы с этой точки зрения, ни один не лучше и не хуже.

Ну а почему же всё-таки язык не выберет что-нибудь среднее между тем и другим и не застынет в этом более или менее "удобном" состоянии?

Дело в том, что язык меняется еще и потому, что находится в постоянном употреблении. В процессе использования морфемы "стираются" как монеты. Например, существовавшее когда-то "прозрачное" пожелание спаси Бог превратилось в загадочное спасибо, а слово здравствуйте в небрежной устной речи и вовсе сократилось в какое-то драсьть. Но это — одни из самых частых слов языка, другие слова стираются не так катастрофически. И всё же все морфемы постепенно укорачиваются — причем в первую очередь это касается именно концов морфем, а еще чаще — концов конечных морфем. Поэтому первыми стираются окончания. Помните, в первой главе, обсуждая примеры из Пушкина, мы говорили, что русское — ти в глаголах со временем перешло в привычное нам — ть (раньше по-русски говорили не глядеть или гулять, а глядети и гуляти). Тогда мы не касались вопроса о том, почему так происходило, зато теперь мы уже умеем это объяснять.