Другой пример — судьба русской морфемы — ся. Еще недавно она была отдельным русским словом. Говорили не Он моется, а Он ся моет или Ему ся надо причесать (между прочим, в польском и в чешском так говорят до сих пор). Теперь же это часть глагола, морфема, которая произносится по крайней мере тремя разными способами: как — ся (в моешься), — сь (в моюсь), — ца (в моется).

"Стирание" морфем в языке — верный путь к тому, чтобы в нем возникли чередования и сандхи. Таким образом, например, язык из состояния "прозрачных" швов может превратиться в язык со скрытыми морфемными швами, то есть из языка типа турецкого в язык типа латыни. Но это если они "стираются" не до конца, а просто меняют свой внешний облик, укорачиваются и сливаются с идущими следом.

Между тем постепенно все полуистершиеся морфемы могут "стереться" совсем и исчезнуть — это путь к языку с "прозрачными" морфемными швами или даже к языку с простейшими одноморфемными словами. Скажем, в древнегерманском было довольно много падежей: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, звательный. Одновременно в этом языке было сильное начальное ударение. Безударные окончания "стирались" и отпадали. Из потомков древнегерманского остатки склонения сохранились только в исландском и немецком (в обоих по четыре падежа: именительный, родительный, дательный, винительный); что же касается таких языков, как, например, английский или похожий на него по "словесному строю" шведский, то там падежных окончаний в существительных нет вообще. Куда они делись? Истерлись и отпали.

И вот представим себе, что в языке окончания полностью истерлись и их нет. Что будет с таким языком дальше? Каким он станет через несколько сот лет? Какое-то время в "истершемся" языке будет мало суффиксов и префиксов. Зато расплодятся служебные слова и словечки для обозначения времени, числа и других нужных в языке смыслов.

Вот эти полноценные слова, которые часто употребляются для выражения определенного смысла (например, будущего или иного времени), "привыкают" к своим соседям, притираются к ним и образуют новые суффиксы, префиксы и окончания.

Что же получается, язык движется по кругу — он возвращается к тому строю, от которого ушел? В общем, да, но ввиду того, что предшествующее состояние его все-таки уже больше не повторяется, лучше было бы говорить, что это движение не по кругу, а по такой кривой, которую в математике называют синусоидой, а я мог бы назвать "кривой Зализняка" (академик Андрей Анатольевич Зализняк — известный современный лингвист; когда-то я наблюдал, как эта кривая возникла на его лекциях, нарисованная мелом на доске):

У такой кривой, как вы видите, есть свои "пики", "вершины" и "впадины". Так вот, если условно принять, что "вершина" соответствует фузионному строю со "скрытыми" швами, а "впадина" — изолирующему строю со словами-морфемами, то получается, что прозрачные морфемные швы будут где-то на полдороге, а языки путешествуют по этой кривой: вверх-вниз, с горки на горку. Заметим только, что движение это происходит, по нашим, человеческим, меркам, крайне медленно — спуск или подъем может занимать многие сотни лет. Но ведь и для языка это срок немалый, — например, за это время, как мы знаем, из одного языка-предка может образоваться несколько языков-потомков. У каждого из них и свои типологические особенности, и своя собственная историческая судьба. Так какой же язык поднимется на "вершину"? Должно быть, уже совсем другой, чем тот, который шел по склону.

И еще одну особенность языковых изменений надо иметь в виду. Ведь на всех страницах этой книги речь, в общем, об одном: система языка очень сложная. А значит, и меняется, перестраивается она не сразу, а постепенно, медленно. Одна "зона" уже новая, а другая еще сохраняет свое прежнее состояние. Например, в пятой главе мы обсуждали, что в английском в "зоне" существительных падежная система уже разрушилась полностью, а местоимения сохраняют противопоставление прямого и косвенного падежей. А что это значит? Это значит, что определить "местоположение" языка в целом на нашей условной картинке обычно довольно трудно. Кроме того, "целиком" язык, вообще говоря, не обязательно и доберется до вершины или впадины — возьмет и с полпути повернет обратно. Так что абсолютно "чистых" представителей того или другого "словесного строя" найти среди языков не так уж легко.

До сих пор мы сравнивали разные языки, так сказать, не целиком, а отдельными порциями. Такими "порциями" были звуки, части слов и, наконец, слова этих языков. Мы убедились, что слова в разных языках устроены очень по-разному: они отличаются друг от друга и тем, что они значат, и тем, как они устроены, и тем, какие грамматические значения могут выражать.

Эти различия действительно очень велики, но различия между отдельными словами, оказывается, еще далеко не все различия, которые бывают между языками мира.

Попробуем проделать простой эксперимент. Возьмем предложение на одном языке и будем переводить его на другой язык — слово за словом. Все те различия, которые затрагивают слова обоих языков, у нас будут учтены (слова мы будем переводить точно и аккуратно) — и всё же я почти уверен, что у нас ничего не получится (разве что случайно повезет).