Шрифт:
Матвей Сергеевич замер. Он узнал почерк внука в подписи на бумаге, и его руки затряслись от волнения. Он поднял потрясенный взгляд на Натали, делая знак дворне, чтобы оставили ее в покое.
— Откуда это у вас?
— Он лично отдал мне письмо в Пятигорске. Просил, чтобы я передала вам лично в руки. Сказал, что от этого письма зависит его будущее, его жизнь, — Натали теперь выглядела такой усталой, такой измученной. Кто ж знал, что иногда выполнить последнюю волю так тяжело?
Князь хотел было сразу же вскрыть конверт, но передумал. Он прочитает его не здесь, на виду у дворовых и Натали, а наедине с собой, в тиши собственной спальни. Матвей Сергеевич взглянул на Натали. Выходит, он и тут ошибался. Было видно сейчас, как сильно она любит его внука. Так сильно, что была готова драться со здоровыми мужиками, лишь бы выполнить его желание. Но, тем не менее, он по-прежнему считал ее недостойной парой для Сергея, и дело было не только в происхождении и богатстве. Просто у Сергея не загорались глаза на нее, тем самым огнем, что выдавал их, Загорских, с головой в своих предпочтениях.
— Благодарю вас, — коротко и чуть мягче, чем ранее обратился к ней старый князь. — Вас проводят в гостиную, где подадут чай или что пожелаете. Разумеется, ваше платье починят. В общем, выполнят любое ваше желание. Никодим? — дворецкий кивнул и жестом показал лакеям взять у Натали зонт и верхнее платье. Князь тем временем продолжил. — Не сочтите за грубость, но я устал и не могу составить вам компанию. Уж простите возраст.
Старый князь медленно направился в обратный путь в спальню, кивком показывая, что ему не нужна ни компания, ни помощь, ничего другого. Письмо так и жгло ему ладонь, он аккуратно то и дело поглаживал мягкую бумагу, немного размокшую в мокром от дождя ридикюле. Он сердцем чувствовал, что в этом письме Сергей написал ему нечто важное. Очень важное. И он должен прочитать это один. Наедине с собой. Наедине с Сергеем…
***
В день венчания весь день лил дождь, что по старым приметам выходило к счастливой брачной жизни, но это не прибавляло Воронину нисколько благости сейчас. Да и голова гудела после вчерашней его последней холостяцкой ночи. Он в последнее время совсем мало пил (да и с кем-то это делать теперь?), и с непривычки его развезло вчера основательно от пары бутылок шампанского.
Сначала Анатоль пил со своими сослуживцами, которые ни за что не хотели отпускать его просто так. Поехали в ресторацию к месье Талону, где просидели чуть ли не до полуночи, провожая его из статуса холостяков. Анатоль смотрел на окружающие его лица и все больше склонялся к тому, чтобы как можно скорее покинуть честную компанию — настроения гулять не было вовсе, за что его уже предварительно окрестили «семейным домоседом».
Вторую бутылку Воронин прикончил в полном одиночестве, сидя у горящего камина. Не так ему раньше представлялся его последний холостяцкий вечер, совсем не так. Должны были быть рядом Серж и Поль, которые бы шутили над ним, смеялись бы от души. Конечно же, Серж предложил бы поехать в какой-нибудь балаган, где они смотрели бы какой-нибудь водевиль и любовались бы стройными ножками артисточек, а потом пили бы вино, поднимая бокалы за будущее семейное счастье жениха да тихую гавань супружества.
Но сейчас он был один. И ему было почему-то горько от этого одиночества, как никогда. А еще его почему-то не оставляло чувство, что он отнимает Марину у Загорского.
Какой бред, подумалось ему, пьяный-пьяный бред! Серж мертв, а значит, Анатоль никак не может перейти тому дорогу. И, кроме того, кто знает, как сложились бы их судьбы, если бы все было не так. Он так и не смог понять до конца намерений друга в отношении Марины — действительно ли она была ему нужна или это была просто очередная авантюра скуки ради, просто временное увлечение.
Ночью Анатоль спал дурно. Ему все время снились какие-то обрывки сна, в одном из которых к нему пришла гадалка. «Помни», — шептала глухо она. «Помни, она твоя судьба, но от тебя зависит исход. Лишь от тебя».
Посему немудрено, что поутру Воронин встал в дурном настроении, и как он не пытался привести себя в подобающее предстоящему торжеству настроение, так и не смог. Какое странное предчувствие сдавило ему грудь. Словно что-то нехорошее должно было случиться, а сейчас просто витало над ним в воздухе, выжидая нужного момента.
Это привело его в какое-то волнение. Им полностью овладела странная нервозность, словно какой-то кисейной барышней. Что происходит, спрашивал она сам себя, но ответа так и не находил, как и не пытался.
Анатоль взглянул краем глаза на часы, стоявшие на каминной полке. У него оставалось совсем немного времени, чтобы полностью одеться и выехать в Аничков дворец. Там его ждет императорская чета, чтобы как посаженные родители с иконой благословить его на вступление в брак (императрица пожелала разделить с мужем эти обязанности).
Вернулся в спальню Федор с парадным мундиром в руках. Он в последний раз проверил, хорошо ли почищена ткань, блестят ли пуговицы, и разложил его на постели. Потом подошел к барину и стал помогать ему заканчивать туалет.
— Мандражируете, барин? — улыбаясь, спросил он Анатоля. — Руки вона дрожат немного. Оно и понятно — день-то сегодня какой! Жаль вот только, что ваши папенька и маменька не с вами в сию пору. Но они точно смотрят на нас с небес и радуются за вас.
Анатоль рассеяно кивнул ему. Мысленно он уже давно был там, в церкви Аничкового дворца.