Как мог измениться Воронин за столь недолгое время при дворе? Всего несколько лет, и тот человек, что провел рядом с ними десяток лет, словно испарился, оставив взамен этого, холодного и расчетливого.

— Я все же проведу свое расследование, как могло случиться так, что в приходской книге нет записи о венчании, — решительно сказал Арсеньев, поднимая глаза на Анатоля. — Я не верю и никогда не поверю, что Серж так жестоко и подло поступил по отношению к ней. Ведь, как бы ты не отрицал этого, он любил ее. Действительно любил. Я убежден, что они были венчаны. Иначе и быть не может.

Анатоль замер на мгновение, а потом подошел к бару и налил себе и Павлу коньяка в пузатые бокалы. Затем он вернулся к своему собеседнику и протянул ему один.

— Для чего тебе эта правда? Для того, чтобы успокоить свою совесть? В память о Серже? — отрывисто спросил он. — Что изменит это сейчас? Она моя жена. У нас растет ребенок. Серж мертв. Вот и все. Что здесь обсуждать?

— Но правда…

— Да кому она нужна эта правда? — вдруг вспылил Анатоль. — Кому?

— Не тебе, я это вижу, — спокойно сказал Арсеньев. — Ты сделал многое, чтобы опорочить Сергея, забыв, что de mortuis aut bene, aut nihil [245] . Я даже не знаю сейчас, следует ли мне благодарить Марину Александровну или проклинать за то, что она словно клин встала меж всеми нами, и узы, связывавшие нас столько времени, порвались так легко, словно тонкие нити. Как такое возможно, ведь были кровными побратимами?

— Не знаю, — резко ответил Анатоль. — Ты мне скажи, ведь вы первые с Сержем нарушили свои обещания.

Они помолчали некоторое время. Каждый из них думал о своем, у каждого было тяжело на душе.

— Не надо искать доказательств этого венчания, — попросил тихо Анатоль. Арсеньев покачал головой.

— Это низко и подло скрывать правду и обманывать ее, пойми же.

Анатоль ничего не ответил на эту реплику, лишь молча допил ароматную жидкость в своем бокале одним глотком и поставил его на каминную полку.

— Уже пора возвращаться к женам. Они, верно, думают, что мы уже поубивали друг друга, — постарался пошутить он, но ничего не вышло — голос дрогнул, и его реплика вышла жалкой. Потом он выправил тон голоса и уже твердо сказал. — Низко и подло обманывать друга, Paul. Так что не тебе говорить мне о морали. Я лишь хочу попросить тебя оставить сейчас все, как есть. Ради себя, ради нашей дружбы, пойди мне навстречу. Она только стала привыкать ко мне, только раскрылась. Прошу тебя, не надо знать ей ничего. Прошу тебя.

Арсеньев поднялся с кресла и теперь стоял напротив друга, глядя тому в глаза. Именно в них он прочитал ответы на все свои вопросы и ужаснулся в глубине души тому, что ему открылось.

— Ты все знаешь, — Анатоль ничем не подтвердил его утверждения, но Арсеньев продолжил. — Осторожно, ты ступаешь по тонкому льду, Анатоль. Настанет день, когда Марина Александровна узнает, что ты обманул ее, и сможет ли она простить тебе твой обман? Я ничего не скажу ей более об этом. Но не могу обещать, что если она спросит напрямую, промолчу.

— Спасибо, — Анатоль сжал его предплечье в знак благодарности. На большее он и не рассчитывал — принцип «умолчать не значит солгать» был хорошо ему знаком еще по дворцовым интригам. А уж что Марина не спросит, так это была только его забота, ее мужа.

Она не узнает. Никогда.

Марина в последний раз перепроверила все приглашения, а затем, убедившись, что все так, как она и планировала, без единой помарки, передала увесистую стопку стоявшему рядом Игнату. Тот положил их на поднос, чтобы после позаботиться о том, чтобы приглашения нашли своим адресатов.

— Все ли готово к приему? Приготовили ли залу? Проветрили ли спальни? Просушили перины? — спросила Марина у дворецкого.

— Так точно-с, барыня. Все стекла в зале вымыли-с, паркет начищен и наполирован до блеска, — склонил голову Игнат.

— Ну уж, не слишком стараться-то при том нужно было, — нахмурилась Марина. Она помнила, сколько конфузов, бывало, случалось, когда паркет уж чересчур был отполирован. Надо будет сказать лакеям проверить его, да и самой пройтись попробовать — не будут ли чересчур скользить атласные туфельки по полу.

— Спальни проветрили, барыня. Все убрано, перины выбили и хорошенько просушили, — продолжил тем временем Игнат. — Варвара интересуется, будут ли изменения в меню ужина или это уже окончательный список блюд?

— После просмотрю, голова уже кругом идет, — Марина откинула в сторону перо и выпрямила затекшую от долгого сидения за бюро спину. — Ступай, Игнат Федосьич, больше нет никаких указаний. После призову.

Оставшись одна, Марина поднялась со стула, аккуратно расправив складки на батистовом платье, затем прошла к окну и посмотрела, как слаженно идет работа в парке. Там помощники, набранные Одлербергом из числа дворовых, занимались посадкой цветов, рассада которых была выписана из оранжерей Петербурга. Скоро приедет подвода с розовыми кустами. Часть из них будет рассажена в парке, а часть пойдет в кадки да в бальную залу. Марина очень надеялась, что они не засохнут в дороге в эту жаркую июльскую пору.