Гостья ушла, а Анатоль еще долго сидел, развернув кресло к окну и наблюдая за пичужками на ветке в саду. Он не хотел верить в то, что ему сообщила Натали, но не мог отрицать возможность этого. Он вспоминал, сколь неожиданно проснулся у Загорского интерес к Марине, как он настойчиво преследовал ее, словно загонял лань. Может ли его недовольство собственным положением по отношению к деду завести его так далеко? Можно ли в стремлении оскорбить человека сломать жизни других? Анатоль не знал ответа на эти вопросы. Для него вообще было дико, что дед и внук так открыто враждуют друг с другом, так холодны по отношению друг к другу. У Анатоля не было иной семьи, кроме сестры, юной девочки, оставшейся с младенчества без матери, умершей родами. Его отец умер от холеры, когда Анатолю было пятнадцать лет, а его сестре — всего год от рождения. Единственный близкий человек, и он готов был перегрызть глотку любому, кто обидит ее. Поэтому он, как ни силился, не мог понять поведения Загорского по отношению к деду. Тем более, тот был уже стар и в любой момент мог оставить этот мир.

Когда же сердце его друга зачерствело настолько? Анатоль попытался вспомнить, когда в последний раз слышал веселый смех Загорского, идущий от души, и не смог. Боже, неужели действительно за прошедшие годы тот изменился, а он, его лучший друг и товарищ, за всеми хлопотами и делами службы и собственного хозяйства даже не заметил этого?

Что теперь делать? Как поступить, зная то, что открыла ему нынче Натали?

Поговорить начистоту с Загорским? Но тот рассмеется ему в лицо, скажет, что верит «бабским историям». Открыть Арсеньеву? Не поверит, решит, что в свете последних событий Натали стремится очернить своего бывшего любовника. Пойти по предложенному Натали пути и сделать предложение Марине? А если откажет? Быть отвергнутым именно теперь, когда он решил, что рядом родственная душа, что он не будет больше одинок. Сейчас, когда надежды на семейное счастье будоражат его кровь, как никогда ранее… Он страшился отказа.

Анатоль вдруг вспомнил Марину, какой он видел ее в первый свой визит в Киреевку, — в легком платье, с голыми руками и распущенными локонами. Позволить другому касаться этих волос, этих рук? Нет, уж лучше попытаться и получить отказ, чем потом горько сожалеть об упущенных возможностях.

Вечером он поехал в Павловск в парк, где обычно играл оркестр, и прогуливался высший свет и не только его представители. Он проходил аллею за аллеей, но нигде не встречал ни Арсеньевых, ни Марины и начал уже жалеть, что вот так безрассудно, без каких-либо договоренностей помчался в парк, надеясь на удачу. Следовало послать им записку и спросить, будут ли они нынче на гулянии или нет.

Проходя в очередной раз по одной из аллей к оркестровой площадке, Анатоль неожиданно столкнулся с прогуливающимся тут же императором с императрицей, великим князем Михаилом Павловичем с супругой и их немногочисленной свитой.

— Прогуливаетесь? — улыбнулся император после положенного случаю приветствия. — Почему же вы один, без vis-`a-vis? В такой романтичный вечер просто недолжно гулять в одиночестве.

Анатоль в двух словах описал ситуацию и посетовал на свою недальновидность.

— Vous avez beau chercher [37] . Мы видели по приезду. Она уехала с графом Арсеньевым и его супругой буквально несколько минут назад, — император помолчал, а потом вдруг улыбнулся и сказал:

— Вам следует поторопиться с demande en mariage [38] . Тогда вы всегда будете точно знать, где находится ваша супруга, — император с улыбкой ласково поцеловал руку жене. После этой фразы последовал короткий кивок Анатолю, и император продолжил прогулку. Поэтому он не видел, что его адъютант повел себя довольно странно: на мгновение вскинул голову вверх и вдохнул в себя дивный аромат летнего вечера.

Анатоль чувствовал, что его голова идет кругом от того, что неожиданно всколыхнулось у него в душе при последних словах государя. Разве это было не знамение?

Он направился к Арсеньевым в Киреевку.

Агнешка в последний раз проверила кружево, прежде чем убрать его. Эта Дуняша совсем не умеет следить за платьем. Никакой от нее помощи — ни почистить, ни починить. Ну, какая из нее горничная? Ей бы все по кавалерам бегать. Срамота! Кабы Агнешка была помоложе, так и потребовала бы, чтобы Марина отказалась от нее. Но зрение уже стало не то, не для починки, да и уставала она чаще, чем ранее, куда уж ей в ее годы ждать Марину с бала до утра. Только и была до сих пор при Марине, как старшая над Дуняшей.

Вот куда ее опять, окаянную, унесло? Совсем лето голову закружило, да молодец чей-то рыжий…

Внезапно открылась дверь комнаты, и вошла Марина, перепугав няньку до полусмерти неожиданностью своего прихода.

— Ох, сердешная, ну и напужала ты меня! — воскликнула Агнешка и, с трудом наклонившись, подняла платье, что уронила.

— Где письма, Гнеша? — коротко спросила Марина. Ее губы подрагивали, и нянька поняла, что та еле сдерживается, чтобы не пуститься в слезы.

— Какие письма, сердэнько мое? — не поняла женщина. — Сегодня почту з Петеберха не получали.

— Его письма, няня. Те, что присылал мне князь, — Марина резко стягивала с рук митенки, не заботясь о том, что тонкое кружево рвется от ее усилий. Да, прибавится Дуняше работы.

— Сейчас принесу, сердэнько мое, — нянечка бросилась к сундуку с платьями. Там, в самом низу перевязанная газовым шарфом лежала стопка писем. С трудом поднявшись с колен, нянька захлопнула крышку и поспешила к Марине, которая расправившись с митенками, отошла к отрытому окну и стояла у него, вдыхая прохладный вечерний воздух. Она из всех сил старалась сдержать слезы, которые так и норовили предательски сорваться с глаз.