— Куда же ехать? — спросил Дегтяревский, разглядывая долгожданную гостью, наверняка связанную с бандой через своего мужа.

— Езжайте в хутор Меркуловский, обратитесь к Григорию Калмыкову, его все там знают. Он сведет куда надо, а я не знаю. Можно идти?

— Можно, — разрешил Дегтяревский и сам заторопился.

Вскоре он уже отдавал приказание Блохину.

— Получи на складе ящик махорки, папиросы и бутыль спирта. Как-никак, в гости едем к пьющей и курящей братии, — усмехнулся он, — хорошенько все приторочь. Через час выезжаем. Оружия не брать.

— Может, по маузеру не помешает? — осмелился спросить Иван.

— Зачем? Мы целую подводу оружия из лесу привезем.

— Так-то оно так... — почесал за ухом Иван.

— Нет, брат. Не положено в таких случаях дипломатию нарушать.

— Так ведь для бандитов разве закон писан...

— Для них, может, и нет, а для нас обязательно... А что это ты об оружии печешься?

— Ну, чтоб в случае чего подороже житуху отдать.

— А-а... Вот чего. Тогда все в порядке. Только жить и мне не надоело.

Моросил холодный дождь. Пока доехали до Меркуловского, шинели набухли, тело покрылось «гусиной кожей», пальцы на руках занемели. Калмыкова разыскали быстро. Тот их уже поджидал.

— Может, погреетесь?

— Нет, — ответил Дегтяревский. — После будем греться. Собирайся.

Подъехали к Дону. На дно остроносой лодки сложили всю поклажу, сели сами и поплыли, держа за поводья отфыркивающихся рядом лошадей. Веслами греб молчаливый Калмыков.

Выбравшись на песок, пошли пешком по тропинке в глубь леса: впереди Калмыков, за ним Дегтяревский, последним — Блохин.

Стемнело. Лес поднимался по обе стороны почти невидимой тропки. Мокрые ветви хлестали по рукам, по лицам. Кони натягивали поводья. Шли с полчаса. Вдруг раздался охриплый окрик:

— Стой, кто идет!?

— Начальник окружного чека Дегтяревский! — послышалось в ответ.

Пауза. И неуверенно:

— Проходи.

Почти тотчас открылась небольшая поляна с огромным костром посередине, вокруг которого сидели и стояла бородатые оборванные люди.

Рядом высились остроконечные пирамиды винтовок, зачехленные пулеметы. Под сенью широченного вяза у тачанки с сеном переступали с ноги на ногу кони.

Твердым шагом Дегтяревский подошел к молчаливой, настороженной толпе, поздоровался. Ответили вразнобой.

— Эх, чему вас тут только учат, если начальству ответить как следует не можете? — с веселой укоризной бросил Дегтяревский. — Придется спросить с вашего командира.

Тон был взят верный. Бородачи, до этого напряженно следившие за пришедшими, зашевелились, переглядываясь, заулыбались, раздался сдержанный смех. От костра отделились двое. Оба невысокие, плотные, ничем не отличающиеся от остальных.

— Мелехов, — произнес один. — А это мой адъютант.

Блохину показалось, что по лицу адъютанта скользнула мимолетная улыбка. Дегтяревский тоже представился и сразу же деловым тоном предложил:

— Постройте э-э... всех.

Мелехов хотел что-то возразить, но адъютант шепнул ему несколько слов и тот кивнул головой.

Неровной, расхлябанной линией стояли три десятка бандитов перед двумя представителями Советской власти: чекистом и милиционером. Впрочем, не бандиты уж это были, а сломленные духовно люди, которые желали только одного — чтобы им сохранили жизнь. Не давая никому опомниться, Дегтяревский заговорил, как уже о решенном деле, об условиях сдачи в плен.

— Родина сурово карает преступников, — начал он, — но если она видит их искреннее раскаяние, желание искупить вину, она проявляет великодушие к ним. Каждому из вас гарантируется жизнь и свобода, если вы тотчас сложите оружие и обязуетесь никогда его не поднимать против Советской власти. Вдумайтесь только: жизнь и свобода! Ну а теперь без лишних слов — оружие в тачанку!

Строй дрогнул, еще больше изогнулся и распался. Вереница бородачей потянулась к бричке. На месте остались двое.

— А вы что ж?..

— Мы не пойдем, — ответил старший. — Двое нас братов. Иттить на поклон к комиссарам интересу нету. Проживем и тут как-нибудь.

Краем глаза Дегтяревский видел, как приостановились бородачи, прислушиваясь к разговору. Возникал опасный момент. Чем-то надо его разрядить. Лучше всего в таких случаях действует шутка, пусть даже грубая.

— Хозяин-барин, — развел он руками. — Мой сосед вон ради интересу без подштанников ходит, а портки задом наперед носит.