Тщета: Собрание стихотворений
вернуться

Меркурьева Вера Александровна
Шрифт:

«Мусорная площадь, вся в окурках…»

Мусорная площадь, вся в окурках. – Папиросы Ира, высший сорт.- Гулко по асфальту стукнут чурки. Профили унылые конских морд. Чертовой свайкой земля изрыта. Грузовиков несмолкаем вой. Милиционер пройдет сердитый: – Стань в черед, голова за головой.- Рок сторожевой тряхнет прикладом: – Твой черед. На выход получи. – Адрес в блокноте. Отправить на дом. Солнечного гнева разят лучи. 4.X.1920

«Без лета были две зимы…»

Без лета были две зимы, Две мглы, две темноты. Два года каторжной тюрьмы, Два года рабской немоты Я вынесла. А ты? Я не сдаюсь – смеюсь, шучу В когтях у нищеты, Пишу стихи, всего хочу – Как хлеба — красоты. Я не грущу. А ты? В двухлетней пляске двух теней – Обмана и Тщеты – Я вижу только сон – о сне Последней пустоты. И я — свой сон, как ты. 1920

«В одичалом саду неполотом…»

В одичалом саду неполотом, Без конца бы стоять, смотря, Как осыпется пыльным золотом Догорающая заря, Как земля перед сном умоется Охладительною росой, Легким облаком призакроется С розовеющею каймой VI-VIII.1921

«Дальний голос: я еще с вами…»

Дальний голос: я еще с вами. Дивный облик: есть еще свет. Как скажу, какими словами То, чему названия нет? Я дрожу, и клянусь, и плачу И бессвязно шепчу стихи, И, как прежде, поспешно прячу Их под вашу эпитрахиль. Но под этим взрывом, заметьте, Нерушимая тишина – Будто нет никого на свете, Будто в нем только я одна. Солнце так, уходя к покою, Обагрит нетающий снег, А коснитесь его рукою – Белый холод в алом огне. VIII.1921

ГОЛОДНАЯ

С утра и до вечера Есть нечего. Обшарила все потаёнки-норочки, А ни черствой корочки. Мне не спать, не есть, не пить, Пойду я плутать, бродить У стен камня-города От голода. Про нас на земных полях, знать, не сеяно, То ли ветром свеяно. Ступить — что ни шаг, ни два – Ой, кружится голова. Дороги нечаянно Встречаются. Кольцом людским на перекрестках схвачены, Котлы-то горячие, Полны до краев едой. Постой, постаивай, стой. Мы ходим в дом из дому С поклонами, По людям Христа ради побираючись, Со смертью играючись. Улыбки Твоей цветы – Доволен ли нами Ты? Тебя не увидели Мы сытые – В предсмертной тоске, в покаянном ужасе Ты нам обнаружился. Слава же Тебе вовек. Показавшему нам свет. Головокружение, Томление Дремотно-соблазнительное, вкрадчиво Всплывет, а то спрячется. Котлы-то полны по край. Подай, Господи, подай. 6.I.1922

«Металась я, усталая, бежала я…»

Металась я, усталая, бежала я, Как заяц от погони петли путает. Всё тело будто ватное и вялое, Лицо как паутиною опутано. Нет, не уйти. Присяду я на каменных Ступеньках незнакомой черной лесенки И задремлю, как на коленях маминых, Прислушиваясь к колыбельной песенке. Спит деточка. На ходу замучена, Согретая Одеяльцем сыпучим. На самом дне Колыбель дубовая. Стоит над ней Домик-крест тесовый. Не встанешь ты, Лежи да полеживай. Протянуты Беспокойные ножки. Спит нежная, У меня пристроена. Утешенной Хорошо ей, спокойно. Опять вставать, метаться по околицам, Опять оно, которому нет имени. И вся душа и вскинется и взмолится: Скорей возьми, скорее прибери меня. 30.I.1922

«На сковородке жарится лягушка…»

На сковородке жарится лягушка, На адовом огне Наполеон. Горит подчас в дымящей печке вьюшка, В дымящейся известке вибрион. Огню обещан нерожденный сборник, Растопит им, увы, мангал амбал. И как же нам не петь на лад минорный, Когда огнем, огнем грозит Судьба? При обмороке жжет нам нос аммоний – Души огня химический аспект. Забудут ли о дерзком Фаэтоне Поэты всех времен, и лир, и сект? Лишь не в огне царя морского кресло И сторож около — Левиафан. Да племени бесовскому весело Вдыхать огонь, как нежащий дурман. 9.II.1922

«Дождь моросит, переходящий в снег…»

Дождь моросит, переходящий в снег, Упорный, тупо злой, как… печенег. Ступни в грязи медлительно влачу – И мнится мне страна восточных нег. Из тьмы веков к престолу роз избран, За Каспием покоится Иран. На Льватолстовской улице шепчу: Шираз, Тавриз, Керманшах, Тегеран. В холодном доме тихо и темно, Ни сахару, ни чаю нет давно. Глотаю, морщась, мутный суррогат – «А древний свой рубит хранит вино». Теплом и светом наша жизнь бедна, Нам данная, единая, одна. А там Иран лучами так богат, Как солью океанская волна. Здесь радость – нам не по глазам — ярка, Всё черная да серая тоска. А там, в коврах — смарагд и топаз, Там пестрые восточные шелка. От перемен ползем мы робко прочь, Здесь – день как день, и ночь как ночь, точь-в-точь. А солнце там – расплавленный алмаз, А там, а там — агат текучий ночь. Неловко нам от слова пышных риз, От блеска их мы взгляд опустим вниз – А там смеются мудро и светло Омар-Хайям, Саади и Гафиз. Холодный север, скучный запад брось, Беги от них – а ноги вкривь и вкось На Льватолстовской улице свело. О, если б повернуть земную ось! 7.III.1922