Давид нахмурился, потому что не любил, когда с ним говорили подобным образом. Полунамёками.

— Что это означает? — просто спросил он, скрещиваясь взглядом с чёрными глазами Дьявола. Тот улыбнулся, холодно и криво, превращая и без того опасное выражение лица в оскал хищника.

— Я не могу помочь тебе. И не могу вмешаться. Не потому что не могу физически или морально. Я просто этого не хочу. — Ответил Сатана, отворачиваясь от Давида, словно сразу потеряв к нему интерес.

— Но почему? — тупо спросил Демон порока, искренне не понимая того, отчего дьявол не хочет помочь спасти того, кто встанет во главе его же демонов.

— Потому что мне всегда было интересно в таких случаях, насколько силён тот, кто противопоставит себя мне. Хотя, всё же Адаму, если он выживет, предстоит встать рядом, но не наравне. Ощущаешь разницу?

Давид автоматически кивнул, хотя мало что понимал из сказанного, — уж слишком убийственно прозвучали слова об отказе в помощи.

— Адаму предстоит занять своё отдельное место, которое суждено только ему. Именно поэтому я бездействую сейчас. Если он останется жив, — хорошо. Нет, значит, нет.

Сатана снова оскалился холодной неприятной усмешкой и поднял руку, взмахивая ей. К нему подбежал огромный чёрный пёс, который материализовался практически из ниоткуда, и они стали удаляться. Высокий падший ангел в чёрной одежде и чёрный пёс с горящим взглядом.

А Давид остался один, с жутким ощущением безысходности и беспомощности. Нужно было уходить отсюда, чтобы теперь точно быть с Милой и принять её судьбу. А в случае, если она, если ей…В случае, если ей не суждено остаться в живых участь Давида была решена. Он попросит о развоплощении. Хотя…существовал ещё один способ, оставалось только решиться использовать ещё и эту возможность…

Белоснежные Врата обжигали своим светом, и Давид жмурился, пытаясь хоть на миг отстраниться от лучей, и в то же время неосознанно тянулся к ним, будто они наполняли собой какую-то пустоту в его душе. Он часто видел эти Врата, но никогда они не казались ему настолько светлыми и чистыми. Врата, как Врата. Самые обычные двери в самый обычный Рай. И только сейчас он, наверное, понял, насколько недоступна теперь для него эта обитель. Одно дело было знать, что ты никогда сюда больше не попадёшь, вот за эти сияющие ворота, и совсем другое физически прочувствовать, что доступа больше нет и не будет. И тем не менее, именно за этими воротами жила последняя надежда Давида.

Он стоял и не знал, что ему делать, как вообще не знал, увидит ли кто-то его. А через несколько мгновений все его тревоги разлетелись как стая перепуганных птичек, потому что Врата стали отворяться. Давид замер, ожидая, кто же выйдет к нему, и с какой целью. Прогонят? Посмеются? Помогут?

И когда из Врат вышел Гавриил, Давид крепко зажмурил глаза, не в силах смотреть на слепящую белизну его крыльев. Сам Гавриил пришёл к нему, и оставалось только гадать: дадут ли ему помощь здесь или же его ждёт смерть? Он был недостоин того, чтобы просто стоять рядом с Гавриилом рядом и всё же. Всё же он был здесь для того, чтобы вымолить шанс для Милы и Адама, а значит, был обязан пойти для этого на всё.

— Открой глаза, Давид, — раздался тихий и спокойный голос Гавриила и Дав перестал жмуриться. Теперь Высший Архангел предстал перед ним в виде обычного человека, и его свет уже не так слепил Демона. Но всё равно, любой, кто увидел бы их со стороны рядом, понял бы, насколько они разные.

— Я знаю, зачем ты здесь, Давид, — Гавриил сложил руки перед собой и окинул Демона долгим изучающим взглядом. — И я знаю, что ты сегодня уже просил помощи.

От этих слов внутри Дава разлился жгучий стыд, который, правда, довольно быстро ушёл, будто стыдиться было не нужно. А Гавриил произнёс, словно знал обо всех чувствах Давида:

— Не нужно стыдиться этого, Давид. Я на твоём месте поступил бы точно так же, поверь мне.

Дав нахмурился, вглядываясь в глубокие и усталые глаза Архангела.

— Ты бы тоже обратился за помощью в Гадес? — удивлённо спросил он, слыша, как абсурдно звучит этот вопрос.

— Нет, Давид, — ни капли не удивляясь вопросу, ответил Гавриил, — Я бы обратился за помощью к своим. А то, что теперь для тебя демоны во главе с Сатаной «свои», не стоит сомневаться.

Он снова помолчал, произнеся эту совершенно очевидную истину, и задумчиво склонил голову набок.

— И, как бы это тебя ни отвратило от нас ещё больше, но мы ничем не можем тебе помочь, Демон порока.

Давид вскинул голову, потому что этот удар был для него совершенно неожиданным. Только не так быстро! Только не так мгновенно отнять надежду на помощь! Это жестоко!

— И дело не в том, что мы не хотим. Как раз Рай заинтересован в том, чтобы Адам выжил как никто иной. Но мы не можем. Так сошлись все обстоятельства. Помочь себе может только сам Адам, когда в нём перестанут бороться все сущности и возобладает какая-то одна. И если это будет правильная сущность, он останется жив. Если нет — в его существовании нет смысла.