— Говорит, после услышанного ей необходимо отрыгнуть ужин.

— Да уж, — вздохнула девушка и грустно призналась: — Я не знаю, почему все было так… мне хотелось, чтобы меня позвали.

Лайонел медленно перебирал ее кудри, а когда заговорил, его голос подстроился под музыку у нее в голове и шорох капель.

— Если тебе что-то действительно нужно, ты этого добьешься, а если не очень, значит, так и хотелось.

Она чуть повернулась к нему и коснулась губами уголка его рта.

— Значит, первое и единственное, чего я действительно хотела за всю свою жизнь, это быть с тобой.

Он издал короткий смешок.

— И я даже построил для тебя шалаш.

Катя взглянула на завесу дождя за пределами треугольного входа из веток. Она жадно вдохнула аромат мокрых листьев и пробормотала:

— А еще я никогда не купалась под дождем.

Лайонел взялся за пуговку на ее джинсах и расстегнул молнию.

— Что может быть проще.

Они разделись, выбрались из своего укрытия и ринулись в пруд. В небе сверкнула молния, а за ней по темному небу с дразнящим рокотанием прокатился гром.

Вода оказалась прозрачной и прохладной, а дно, напротив, теплым, торфянистым. На плоских листьях водяных лилий сидели лягушки.

Девушка вошла в воду по грудь и, чувствуя прикосновения рук Лайонела к животу, прижалась к нему, запрокинув голову ему на плечо и подставив лицо под хлесткие удары колючих капель. Она прислушалась к звуку дождя на воде. Казалось, кто-то плавно покачивает пластмассовой погремушкой, наполненной песком. Он перекатывался, издавая необыкновенную музыку.

Катя проплыла до другого берега пруда и вернулась к Лайонелу. Держась за руки, они вышли из воды и забрались в шалаш.

Молодой человек усадил ее к себе на колени.

— А если Орми вернется?

— Увидит нас и улетит, потому что ей сделается дурно, — смеясь, предположил он, осыпая поцелуями ее шею и грудь.

— Так хорошо и спокойно мне не было с тех пор, как мы отплыли из Петергофа на корабле Теофано, — прошептала Катя.

Они занимались любовью, а потом лежали рядом, он с закрытыми глазами, а она, глядя на подрагивающие сверху листья. Дождь ослабел, но стук капель, падающих с деревьев, продолжал усыпляюще шуршать. Воздух был сырым и свежим.

Катя думала о том, как ничтожно мало нужно для счастья. Раньше она не понимала. Ведь шалаш, поцелуи, купание в дождь — это так просто и доступно почти каждому. Для этого не нужно менять свою жизнь кардинально, не нужно умирать и обрекать себя на вечность. Достаточно просто влюбиться.

«Так почему же я не могла быть счастлива?» — девушка вновь и вновь задавалась вопросом. Не так давно ей казалось, нет ничего хуже, чем жить как прочие. Теперь выходило, все время, которое она мечтала о чем-то особенном, ей на самом деле хотелось простейших вещей — того, что многие люди давно испытали. Она по-глупому, безнадежно отстала.

«Как бессмысленно оценивать человеческие ценности, когда многие из них стали мне недоступны», — горестно поняла она.

Над ней возникло лицо Лайонела, он смотрел на нее хмуро и обеспокоенно.

— Что с тобой?

— Ничего, — солгала девушка и попыталась улыбнуться.

Он не поверил, подпер голову рукой, а другую, которую обхватывали ее пальцы, приподнял.

— А я подумал, ты хочешь сломать мне руку.

Катя резко разжала пальцы, почувствовав, наконец, как сильно их стиснула.

— Я пытаюсь понять, почему не могла быть счастлива тогда… — призналась она. — Я бесконечно думала о том, кто я и кем хочу быть. Это несоответствие день за днем убивало меня. То ли я ненавидела себя, а заодно и окружающих, то ли любила себя настолько, что считала лучше других. Каким бы ни был ответ, в ожидании чуда я лишила себя многих радостей, не понимая, что чудеса внутри каждого, но если их не выпустить, они так навсегда и останутся ничем, пустотой.

Лайонел долго молчал, затем тихо сказал:

— А чуть позже ты будешь думать, почему в миг, когда была поистине счастлива, ты омрачала свою радость бесплотными попытками разобраться в прошлом, вместо того чтобы просто наслаждаться моментом… Хочешь быть счастливой, перестань сожалеть.

С каждым шагом по собственному дому ярость его возрастала. Взгляд ледяных глаз замирал то на новой ковровой дорожке на лестнице, то на замененных подсвечниках. Дверь в свой кабинет Лайонел отворил так медленно, чтобы позволить жертве понять, что ее ждет.