А вот «Тишину и Покой» мы с Анастасией вытягивали на раз-два-три, то есть разбили по голосам, репетнули раз пять, и так насобачились попевать на два регистра — она ниже, я выше, что заслушаешься:

И залихватский припев, с длинными «иии», и «ооо»:

Дальше идёт некоторое повышение тонов:

Заключительный куплет мы брали вместе, как два товарища одну вершину, на равном высоком тоне, и очень прочувствованно:

Потом Настёна вывязывала все эти обалдительные звучки и звучочки проигрыша в одну умопомрачительно красивую картину, и мы два раза пропевали припев. Тут уж ни кто не мог пройти мимо не обернувшись, многие останавливались послушать, качали головами, улыбались, давали денег — даже без аскера! — заводили с нами разговоры. И вот в один такой запев, напротив нас остановилась грустная девица, скорее даже молодая женщина. Она молча курила, не улыбалась, просто слушала и смотрела на нас с тоской. Будто про неё это — «но не исправит он никогда на картине всех помарок», и ей за эту непоправимость жутко больно. Я прочувствовала, как точно вяжется настрой песни с её глазами, и пела для неё. В этот момент я осязала, зачем именно я здесь стою, ведь не для денег же — я их все Настьке отдаю. И не для простой тренировки — это и дома можно распрекрасно делать, и много удобнее. Настасья вот говорит, что стоит здесь чуть не каждый день для привыкания к публике, и деньги тоже никогда не лишние. Тем временем, девица докурила, не глядя швырнула окурок под ноги, и подошла к нам.

— Хой, девки! — пожала она нам руки. Смотри ты, панкуха олдовая!

— Хорошо поёте, это ваша песня?

— Не-а, это Шмели! — охотно просветила Настя.

— А, знаю! — улыбнулась она. — «Крыжана вода», и всё такое!

— Точно! — просветлели мы. Приятно, чёрт возьми, что наших дорогих Шмеликов знаем не только мы! За это мы спели ей ещё залихватское «Либо»:

— Спасибо, девки, порадовали старуху! — сказала девица. Мы ответили — пожалуйста, и сели курить на корточках. Девица присела с нами.

— А меня Кэш зовут!

Мы назвали себя, и дальше молча курили какое-то время.

Однако, какая-то знакомая чувиха, эта Кэш… и правда, как-то она со Шмелями ассоциируется! И почему-то Русого навевает. И тут я вспомнила про фест. Тот, «Свалка», где мы ещё с Русым так залихватски выступили! Я сказала ей об этом, она жутко обрадовалась, всё восклицала — ну, надо же! Через столько лет вспомнили! За то, что ее помнят, Кэш помчалась нам за выпивкой, потом дала бабла — где-то пятихат. Настька чуть до потолка не подпрыгнула! На сегодня можно было спокойно закругляться, и Кэш позвала нас пить портвейн в «лесок». Мол, ей хочется именно так, как раньше с друзьями-панками посидеть, на земле, да с «777». Хлебнули по первой, Кэш стала расспрашивать, как мы живём, да как нам дружится? Мы рассказали про нашу дружную, офигительную группу, как веселимся, угораем все вместе, и что конечно, мечтаем идти вперёд, и очень далеко, но непременно вместе! Чтоб не распадаться, как другие команды. А всегда находить общий язык, ведь мы же семья! Кэш на это покачала головой, и поведала невообразимую вещь:

— Вы Белку знаете? Ну, ту, московскую панк-стриптизёршу чёртову?

Мы закивали, как лошади в поводу:

— Конечно, знаем!! Мы и песни её хотели петь, только не получается ни у кого, голос же идеальный нужен!

— Во-во, — кивала Кэш, напиваясь. — Она такая, хоть и курила как зверь. А она же мне как сестренка была! Мы из одной компании, вот как вы!

И она принялась сбивчиво рассказывать, что тоже хотели так, вечно вместе, и не было друзей лучше. Герка из «Луны в Апельсинах» — тоже гуляла с ними. И в панк-рок её привела сама Кэш, чисто случайно, буквально подобрала на улице промокшую девчоночку, которой некуда было пойти при живых родителях.

— А Герка вообще изгой была, в своём классе! Панк-рок её моментально закрутил! — смеялась Кэш, и мы слушали открыв рты. А я всё дожидалась подробностей про Белку! Надо же, как повезло — встретиться и лично поболтать с человеком, который её знал!

— Потом, когда Рома этот её появился, и в Питер Герку нашу увёз — тогда всё и пошло нахрен… она, кажется, первая начала нашу компашку рвать на части! — грустно рассуждала Кэш, и мы не перебивали. — Но впрочем, только может. И раньше это началось, когда Белка Иваныча бросила ради другой группы! Он же гитаристом из-за нее стал, Иваныч наш, потому что она в группе петь хотела! Вот только он и остался, с ним и общаемся. А эти изредка-изредка может чего-то на мыло кинут, и всё, сучки столичные! — беззлобно улыбалась рассказчица. — Но он ей не годился, она всё мечтала стриптиз-порно-шоу показывать на сцене, Белочка наша! А он против был, скромный очень для нее. Она и завела другого парня, попокладистей, и с ним закрутила всю эту свою байду… потом конечно и его бросила, как в Москву собралась — а он с ней не мог махнуть, у него тут мать и все дела. Напугался, я думаю а она-то отчаянная девочка! А как пела. Боже мой и черти, ебите меня в ухо!! — тут она засмеялась, совсем уже пьяная: — И ведь никто её не учил, она сама от природы такая была, талантище! В один же детсад ходили. Так она и там всегда пела! Такой колокольчик! Даже в телик выступать таскали, на эту, как её, — а, «Утреннюю звезду», не поехала, матом всех послала — и на улицу, к нам! Мы ведь панковали тогда уже вовсю, такие карапузы, бля! А как вспомнишь — господи, ну как пела! Даже когда курить начала — так её не оторвать было от сигареты, как дитё с соской, так Белка с сигой! Вся прокурилась, до бронхита, а курить меньше не стала, и голос посадила, но всё едино — ведь как поёт, девки, а?

Мы закивали, согласные — да уж, Белке конкурентов нет!

— Конечно, ей одна дорога была в Москву! — качала головой Кэш. — А мы с Иванычем здесь остались, я от Героя родила — парень мой тогдашний, муж теперь уж бывший. Даже не знаю, где он теперь и даже где живёт! Пишет чего-то! Алексей Исмагилов — знаете?

И тут мы закивали — как же не знать? Это ж наци-деятель ещё тот! Книги его запрещают-запрещают, а он находит где издаться, и опять за своё! Ну и ну, с кем мы тут бухаем! И Белка, и Алекс Исмагилов, и Герка — все её!