BDSM в счастливый период.

На выходные договорились встретиться у Ветра на работе, у него в подсобке. Он открыл своим ключом, охрана на другом конце ходит, помещения огромнейшие. А здесь с заднего двора никто не зайдет — проверено! Я надела простенькое серое платьице с заплатками — специально целую неделю выискивала по бутикам и секонд-хэндам. Нашла в «Манго». Ветер не подвел — предстал в модной куртке «милитари» и военных гадах, широкий тяжелый ремень на штанах, перчатки лайковые с металлическими застежками… Жуткая смесь сексуального фашиста и кубинского революционера. Уже страшно, прохладная змейка скользнула за шиворот, так азартно. Волосы собраны, тщательно выбрит, и только тонкие тёмные полосочки на щеках и подбородке, подчеркивающие строгую складку у губ… Даже лицо подкрасил, очень аккуратно, я едва заметила отблеск бледной пудры на переносице. Оно такое холодное и угловатое от этого… боже, и это всё для меня! Чтобы истязать и любить меня… ах… страшно. Чудно. Как в ледяную воду… Подошел сзади, застегнул замочек цепи на руках, тонкой и прочной, как наша связь. Подергал, проверяя не туго ли.

— В самый раз, — прошептала я, еле слышно. Он, кажется, кивнул. Игра начата… Достал связку ключей — размеренно и спокойно. Я закрыла глаза, не в силах ждать. Раз, два три — дверь наконец открыта:

— Входите, арестованная!

Я замерла на секунду у порога, но легкий толчок в спину — и я внутри… Опустила глаза, вживаясь в образ мученицы. Будет больно, я знаю. Будет вкусно.

Усадил меня на железный стул. На стол бросил презрительно «Личное дело», распечатанное на принтере у меня же дома. Нет, не то, это страшные бумажки, следствия по моему преступлению, которое я не совершала… или совершала? Ладно, сейчас начнется «допрос», на ходу подумаю, как круче — я жертва невиновная, или наоборот, лучше пострадать за «родину, за партию»?

Я сижу, со страхом чуть вздрагивая от шуршания страниц. Мой палач перелистывает дело. Он сухо и грубо разговаривает со мной, иногда бросая презрительный взгляд. Закуривает, (чего вдруг? Он же не курит? Для спектакля?).

Встал, подошёл ко мне стремительно, ударил по лицу перчаткой. Я вскрикнула жалко — так хочется попросить остановиться, назвать его Ветром… но нет, я терплю, и буду терпеть! Самое главное — не сломать игру. Схватив за волосы — с долей заботы, чтоб смягчить боль, и наклонил лицом к «делу»:

— Читай! — почти кричит. — Тут всё четко прописано, ты причастна к этому делу!

— Грязная партизанская сучка! — бросил он сквозь зубы. Вдруг, схватил меня, повернул лицом к себе, и грубо задрав мне платьице, полез в трусики… я моментально вся разгорелась, но памятуя о роли, подалась назад, сжимая колени (впрочем, не сильно):

— Господин офицер, не надо…. Умоляю…

Колени раздвинуты, жадные пальцы блуждают в горячем местечке где вздумается.

— Да ты же вся течешь, шлюха русская! — радостно восклицает офицер, извлекая влажные пальцы, и помахивая ими перед моим лицом.

— Ну-ка, оближи!

Я сопротивляюсь, жалко попискивая. Он хватает за подбородок, и вынуждает меня сделать это.

— Хочешь, чтоб я тебе все зубы повыбил? Славянская блядь, полукровка!

Увлекшись, заставляет перелизать ему все пальцы, тяжело вздыхая — его это сильно заводит. Достает член, и водит им по лицу, легонько бьёт по щекам. Я отворачиваюсь, плотно сжимая губы. За что получаю звонкую пощёчинку перчаткой:

— Открой рот! — совершенно ледяной тон жестокого чудовища.

Я мотаю головой, едва не в истерике.

— Рот открой, я сказал! — прикрикивает он, и схватив за лицо, вторгается мне в рот, положив большой палец, между зубами, как опытный насильник, чтоб не укусила. Ветер знает, что не буду, но офицер-то нет! Жадно дергаясь, насилует меня в рот, отчего меня тошнит, и я с трудом сдерживаю спазмы. Мне неприятно совершенно, трудно терпеть, но игра есть игра!

— Языком работай, сучонка! — шипит он, слегка наклонившись.

Унижение весьма реально… моя задача терпеть — Ветру хорошо это, а я свое возьму потом, когда насилие дойдет до кульминации. Напрягшись, и приостановившись говорит:

— Глотай до последней капли, щель! — и губы его дрожат от кайфа. — Хоть одну уронишь, я тебя накажу, поняла?

Я киваю, как могу. Я выдержу…

Горячая сперма стекает в горло, и я захлебываюсь ей. Дышать невозможно, сознание удерживается с трудом. Но удается сглотнуть, хотя я чувствую, что она вся не помещается в мой бедный рот, и стекает с уголков губ… мне конец. Наконец это прекращается, и я опускаю голову, чтоб слизать то, что пролилось на губы. Пока истязатель обтирает член платком, и рассматривает его зачем-то, большой и всё еще напряженный.

— Ну-ка, подними голову, жалкая мерзавка!

Я повинуюсь. Глаза его горят, он доволен. Но на уме этого человека ещё немало всяческих идей, я — то знаю. Стараюсь придать лицу испуганное и замученное выражение. Никакого секса уже совсем не хочется, оставил бы в покое на несколько минут… но нет, пожалуй, тогда я бы окончательно остыла. Ай, да я уже сама не знаю, чего хочу! Пусть он решает, все он, Господин Офицер!

Встает передо мной, гордый и прямой, не запрятав достоинство в штаны.