Маркелов знал гораздо больше. После смерти Звонарева многих успели опросить, и про то самоубийство Маркелов знал.

– Она была больна, – сказал он. – Неизлечимо. Она не захотела бороться, потому что знала, что это бесполезно. И чтобы не мучиться и не мучить других – ушла.

– Ну надо же, – пробормотал Червяков и в задумчивости потер лоб. – И все равно, даже если это только слух – про самоубийство из-за строгостей Звонарева, – это многое про него объясняет. Уж если такой слух пошел…

Трудно было не согласиться.

– Значит, Звонарев был строг, – вернулся к интересующей его теме Маркелов. – И все держал в своих руках…

– Да.

– Бизнес, все эти перевозки, денежные потоки – все он контролировал…

– Да. Он был хозяином всему.

Червяков медленно, но уверенно забирался в ловушку, подготовленную для него Маркеловым. Маркелову предстояло обсудить важную, но крайне скользкую тему – о черном нале, о неучтенных деньгах, которые Звонарев использовал, по имеющейся информации, очень активно. Червяков мог бы замкнуться, едва коснись они в разговоре этой темы, потому что он был у Звонарева коммерческим директором, и, если тема черного нала всплывет в их беседе, Червяков тотчас же потеряет память. Ну не знает он ничего и не слышал никогда ни о каком черном нале. Поэтому разговор нужно было построить так, будто к самому Червякову никаких претензий нет и быть не может, он не был причастен, а всем заправлял Звонарев, мужик хозяйственный, крутой и предпочитающий все делать сам. Вот если черный нал – это все Звонарева дела, тут Червяков может что-нибудь рассказать, ведь это не он, а его покойный шеф, с покойника пусть и спрашивают, а Червяков вроде как ни при чем. Неспроста Маркелов начал разговор со звонаревских строгостей да самодурства. Он таким образом Червякова подготавливал к дальнейшей их беседе.

– К неучтенной наличке он вас, наверное, и близко не подпускал?

– Конечно.

Вот так захлопнулась ловушка. Червяков согласился перевести стрелки на покойника, не заметив даже, что только что он признался в собственной осведомленности о черном нале. Он знал о неучтенной наличке, и с ним можно было говорить на эту тему.

– Обычное дело, – понимающе кивнул Маркелов. – Такие люди все всегда делают сами.

Перед ним на столе лежали листы чистой бумаги, куда он до сих пор не внес ни строчки. Демонстрировал, что это у них с Червяковым просто беседа и ничего более.

– Значит, он получал эти деньги в качестве оплаты за поставленный товар…

– Ну, наверное, – проявил осторожность Червяков.

– Что значит «наверное»! – попенял собеседнику Маркелов. – Товар грузовиками разбрасывается по стране, часть денег за товар поступает в Москву по перечислению, часть выплачивается наличными. По-том на перечисленные деньги закупается новый товар, а наличка идет на личное потребление, что-то пускается в дело, а что-то – на неформальные выплаты.

Маркелов специально не сказал «взятки», а сказал «неформальные выплаты» – не хотел спугнуть собеседника. Зачем же употреблять страшные слова из лексикона прокурорских работников и Уголовного кодекса?

Червяков понял, что юлить не надо. Все эти схемы ментам давно известны. И они очень не любят, когда их пытаются держать за дураков.

– В общем, да, – подтвердил он правильность обрисованной Маркеловым схемы.

– Но большая часть неучтенки, как правило, все-таки вкладывается в бизнес.

– Конечно.

С неучтенных денег не приходится платить налогов, благодаря чему можно удержать бизнес на плаву. Простая схема, всем известная, и что же тут может быть непонятного?

– Мы провели большую работу, – сказал Маркелов. – По бумагам не все вычислишь, там много недомолвок, много путаницы, но кое-что рассказали сотрудники Звонарева, что-то рассказали в тех фирмах по России, куда поставлялся товар. В общем, объемы поставок приблизительно известны. Плюс-минус десять процентов, что совсем непринципиально.

Червяков слушал молча, стараясь понять, к чему он клонит.

– Мы даже смогли вычислить приблизительный объем неучтенки, проходящей через руки Звонарева. Потом сопоставляем цифры, и все у нас более-менее сходится. Кроме последнего случая…

Червяков непроизвольно напрягся.

– Тут такое дело, – сказал Маркелов. – Звонарев за наличные закупает товар, делает на этот товар липовые документы, быстро товар распродает, документы уничтожает, и у него на руках остается куча денег, которые он снова пускает в оборот. Но! – Тут Маркелов поднял палец к потолку, как бы предупреждая собеседника о том, что сейчас он скажет очень важную вещь. – В последнем случае Звонарев использовал не свои деньги, а чужие, но дело даже не в этом. Дело в том, что он на эти деньги никакого товара не закупал.

– По документам не закупал?

– Нет, он совсем товар не закупал. И никакой товар из Москвы не вывозил. Машины стояли на приколе, звонаревская фирма уже почти и не работала. И вот он деньги получил, а товар на них не закупил, но и обратно кредиторам деньги не возвращал, а отдавал долги имуществом своей фирмы, что означает – денег тех у него уже не было. А где они?

Маркелов склонил голову набок и посмотрел на собеседника вопросительно. Под этим взглядом Червяков растерялся. Он знал, что идет следствие и что милиция уже много чего накопала, но что именно – он не знал, и это его тяготило. Достаточно сказать что-то не то, и тебе приплетут такое, что потом не отвяжешься.