Тут Полина поняла, что о собственной выдержанности она была излишне преувеличенного мнения. Хотя она еще держалась.

Но это было еще не все, как оказалось.

– Считайте, что начинка уже почти готова, – сообщил Антон. – Осталось только добавить сюда мясной фарш. Примерно столько по объему, сколько у вас в кастрюле рисово-овощной начинки.

– Начинки? – ухватилась за это слово Полина. – Значит, всем этим фаршем надо что-то начинить?

– Ну конечно! Вы забыли, что мы вычищали помидоры. У нас же осталась наружная, без внутренностей, часть помидоров. Вот их мы начиняем, сверху на фарш каждого из помидоров укладываем по ложечке майонеза, накрываем каждый помидор срезанной прежде «крышечкой», ну, это то самое место, которым помидор крепится к стеблю, ведь для того, чтобы помидор вычистить внутри, нам надо было эту «крышечку» «открыть», то есть срезать ее ножом. А дальше все просто. Противень заливаем растительным маслом, укладываем на противень фаршированные помидоры, добавляем немного воды, чтобы все это парилось, и ставим в духовку часика на полтора. Да, чуть не забыл – меж помидоров раскладываем нарезанную соломкой картошку, причем эту соломку предварительно вываливаем в тарелку с растительным маслом, чтобы она потом в духовке запеклась до золотистости…

– Галина Петровна, вы ведь работали у Звонарева главным бухгалтером?

– Да.

У женщины тревожный взгляд. Что-то там такое милиция ищет в звонаревской фирме, а всегда первым делом куда они свой нос суют? В бумаги бухгалтерские, это и ежу понятно. И главный бухгалтер, получается, все время балансирует на грани. Все, что хочешь, с ним может случиться.

– А сынуля ваш случайно не по маминым стопам решил пойти? – осведомился Маркелов с понимающей и доброжелательной улыбкой. – Не на бухгалтера учится?

– Нет, он у меня по врачебной части.

Заныло материнское сердце. Если с нею какая беда приключится, сын останется один.

– По врачебной – это хорошо, – оценил Маркелов.

Женщина не верила ни единому его слову. Улыбается и о сыне расспрашивает, а у самого в душе ничего доброго. И про сына, наверное, он не просто так вспомнил, а чтобы намекнуть собеседнице, что надо бы ей быть посговорчивее да пооткровеннее, помочь, в общем, следствию, а то ведь сын, не ровен час, без матери останется и будет, бедолага, ей передачки носить.

– Да вы успокойтесь, – сказал участливо Маркелов и плеснул в стакан воды. – Выпейте вот.

Галина Петровна выпила воду, а когда подняла глаза, встретилась взглядом с Маркеловым. Тот смотрел на нее цепко и хищно. Женщина закашлялась. Маркелов не отвел взгляд.

– Вы можете мне сказать, какой был процент черного нала? – спросил он. – Какая доля денег крутилась в звонаревской фирме без документального оформления?

– Я не в курсе.

– Я вас посажу.

– Что?!

– Я вас посажу, – спокойно повторил Маркелов. – Если вы мне не поможете.

По нему было видно – точно посадит. Он из тех людей, у кого нет ни малейшего представления о сострадании.

– Я не совсем поняла вопрос, – запаниковала Галина Петровна.

– Повторяю. Какой процент от проходящих через Звонарева денежных сумм составлял черный нал, то есть не учтенные, не оформленные документально деньги?

Пауза. Женщина еще колебалась.

– Вы знаете примерный объем этих сумм, – сказал Маркелов, чтобы помочь ей решиться. – Поскольку вам приходилось на неучтенный товар составлять липовые накладные.

Они и это, оказывается, уже знали. У Галины Петровны не выдержали нервы, и она заплакала. Плакала горько, потому что и себя ей было жалко, и боялась тюрьмы, и за сына переживала. Маркелов молча пережидал паузу.

– Он дал мне понять, что уволит, – сквозь слезы сказала женщина.

– Звонарев?

– Да, Звонарев. Я составляла бумаги, но что я могла сделать?

– Ничего, – искренне подтвердил Маркелов. – А иначе он вас просто уволил бы. Я не собираюсь преследовать вас за те злосчастные бумаги. Это все звонаревские грехи, если разобраться, а его уже нет, так при чем же тут вы.

Женщина подняла заплаканное лицо и посмотрела на своего собеседника с робкой надеждой.

– Мне те бумаги ни к чему, – подтвердил собственную позицию Маркелов. – Я только хочу знать про черный нал. Сколько его было.

– Примерно четверть.

– От всех денег?

– Да.

– Эта цифра колебалась?

– Незначительно. Когда-то это было двадцать процентов, когда-то тридцать. Но в среднем – двадцать пять. Звонарев как-то сказал мне, что никогда нельзя зарываться. Он сказал, что тот, кто хапает помногу, в конце концов сгорает. А уцелеет только тот, кто знает меру.

– Он был осторожный человек?

– Очень.

– Итак, больше двадцати пяти – тридцати процентов он никогда черным налом не проплачивал.