Шрифт:
– Чушь, – отозвался он.
Она будто не услышала.
– Я была в Анталье. Приехала туда на автобусе, взяла такси, поехала в центр. И вдруг увидела: там такая башня с часами, и еще минарет странный, не круглый, как обычно, а как будто из ребрышек таких состоит. И я сразу их узнала. И минарет этот, и башню с часами. Я думала, что видела их много раз на фотографиях. Потому они и знакомы. И вдруг оказывается, что на самом деле я тут жила. В пансионе по соседству. Я этого не помню, что жила. Я им не верила, этим людям, которые говорили мне, что они меня знают. А сейчас думаю: может быть, мне этот минарет с башней не по фотографиям знаком? Может, я там действительно жила? А потом, после случая в Кайе, у меня в голове все так перемешалось, что теперь сплошная путаница в мыслях.
– Ты все вспомнишь, – пообещал он.
Она вздохнула.
– И тебя я не знаю, – сказала она. – Не помню, честное слово. Но почему-то доверяю тебе. Не то что верю всему, что ты мне говоришь. Но не боюсь тебя. Как будто ты мне не чужой. Будто я и вправду тебя знала.
Обернула к нему свое лицо и посмотрела внимательно.
– Конечно, знала, – сказал он мягко. – Я работал там, в Лялели. Когда-то челночил, возил товар в Самару. Потом оказалось, что все время ездить туда-сюда накладно. Можно было в Стамбуле оставаться, подбирать товар и гнать его в Самару, партию за партией. Вроде как торговый представитель.
– И мы с тобой познакомились. Да?
– Да, – ответил он жарким шепотом.
Обнял ее крепче. Его ладонь скользнула по ее бедру. Она трепыхнулась пойманной птицей.
– Ну что ты! – шептал он горячо. – Ты вспомни, как у нас это было!
Она рванулась. Он ее держал.
– Пусти! – потребовала она.
Но он уже не мог с собой совладать. Навалился всем телом и не давал подняться.
– У нас это было много раз! – увещевал он ее. – Ты скоро вспомнишь!
Она изловчилась и выскользнула.
– Ты врешь!
– Не вру!
Но было какое-то несоответствие. Что-то такое, что не позволяло ей поверить.
– Не подходи!
– Ну хорошо. – Он поднял руки, будто сдавался.
– Ты врешь! – выдохнула она, потрясенная сделанным ею открытием. – У нас с тобой никогда ничего не могло быть!
– Ну почему? – поморщился он.
– Потому что в гостинице было забронировано два номера! – озвучила она свое открытие. – Два разных номера! Для меня и для тебя! И это значит, что никогда мы с тобой не спали!
И все остальное, что он ей говорил, тоже могло оказаться обманом, вдруг поняла она.
Она стремительно шла вниз по склону, ступая босыми ступнями по белой, как снег, соли. Ее спутник отставал, потому что, когда он приближался слишком близко, она оборачивалась и говорила недобро:
– Не подходи!
– Я соврал! – говорил он ей вслед покаянно. – Ничего у нас с тобой не было. Соврал. Хотел схитрить. Не получилось. Но все остальное – правда!
Она молчала. Он понимал: не верит.
– Что ты собираешься делать?
– Я уезжаю, – снизошла она до ответа.
– Куда?
– Куда угодно. В Стамбул, в Анталью. В любой город, из которого я смогу вернуться домой.
Он ужаснулся.
– Ты разве не понимаешь, что тебя арестуют на границе?!
– В России? – уточнила она.
– Какая Россия, господи? Ты не сможешь выехать из Турции! Тебя наверняка разыскивают! Татарин этот пропал! Его в живых уже, наверное, нет! И не может быть, чтобы не искали тебя и твоих подельников!
– Я ничего не делала такого!
– Но ведь многое сходится! Эти доллары… И то, что дружки твои за тобой гоняются!
– Это не твоя забота! – сказала она сухо. – Я сама со своими проблемами разберусь!
Он обогнал ее и встал на тропе, преграждая путь.
– Я сглупил! – признал он очевидное. – Но это не отменяет всего остального! Ты в беде, Танюха…
– Не смей меня так называть!
– Хорошо! – сказал он примирительно. – Дело не в имени. Ищут тебя! Конкретно тебя! Независимо от того, как ты себя называешь! И если они до тебя доберутся…
– Кто?
– Твои дружки! Если они до тебя доберутся – тебя не будет! И какая тебе разница, под каким именем тебя похоронят – Татьяна, Полина или Гюльчатай!
Она отстранила его решительным жестом и пошла вниз. Потом все-таки остановилась и сказала:
– Меня зовут Полина!
Пошла дальше, но снова остановилась:
– И не вздумай меня преследовать! Я сама во всем разберусь!
Он на время от нее отстал, а когда нагнал вновь, сунул в руки клочок бумаги: