Он пропустил мимо себя Матвеева и закрыл дверь.

– Вита погибла, – сказал Матвеев, не поднимая глаз.

Родионов вскинул недоверчиво брови, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.

– Он же говорил, что с ней что-то должно случиться, – продолжал Матвеев.

– Ты говоришь о Баклагове?

– Да.

– Но ведь это бред.

– Он убил ее за вчерашние уколы.

– Это бред, – упрямо повторил Родионов, пытаясь встретиться взглядом с санитаром.

– Он еще вчера сказал, что Вита будет наказана, – продолжал Матвеев, словно не слыша доктора.

Родионов потрепал его по плечу и вздохнул.

– Вы не верите в это? – спросил Матвеев.

– Во что? Ты можешь мне объяснить, во что я должен верить?

– Он убьет еще кого-нибудь. – Матвеев наконец поднял глаза на доктора. – Я не знаю, почему это происходит…

– Что именно происходит?

– Не знаю, – пожал плечами Матвеев. – Не могу объяснить.

– В таком случае помалкивай об этом, – посоветовал Родионов. – Так-то будет лучше.

– Кому будет лучше?

– Тебе в первую очередь.

– Вот как?

– Конечно, – кивнул Родионов. – Помни, что в палатах есть свободные места.

– Вы мне угрожаете?

– Нет, – покачал головой доктор. – Просто советую. Ты сам подумай, как твой рассказ воспримут посторонние люди.

– Но вы ведь тоже все это видели. Вы подтвердите то, что я скажу.

– Нет, не буду подтверждать.

– Почему?

– Потому что не хочу занять соседнюю с тобой койку.

– Какую койку? – упавшим голосом спросил Матвеев.

– В одной из палат нашей больницы.

В палату весть о гибели медсестры принес Коля. Когда он сказал об этом, все одновременно повернулись к Баклагову.

– Жалко ее, – сказал Баклагов и закрыл глаза.

Коля сел на свою кровать, хотел лечь, но потом передумал и, наклонившись к Баклагову, поинтересовался:

– А больше ты ничего не хочешь сказать?

– О чем? – спросил Баклагов, не открывая глаз.

– Не дури, – сказал Коля. – Мы же все слышали, как ты предупреждал доктора сегодня утром.

Он обернулся, ища поддержки у присутствующих. Все согласно закивали.

– Да, припадок у меня был что надо, – произнес Баклагов. – Опять я, наверное, бредил, да?

Дверь приоткрылась, и кто-то крикнул:

– Гончаров есть? Жена пришла.

– Ну ладно, после поговорим, – сказал Коля, поднимаясь.

На обед Баклагов не пошел. Лежал в пустой палате, закинув руки за голову, и даже не пошевелился, когда вошел Матвеев. Только спросил:

– Ко мне?

– К тебе, – сказал Матвеев, присаживаясь рядом. – Я поговорить с тобой хочу.

– О чем? – спросил Баклагов безо всякого интереса.

– О Паше, санитаре нашем. Что вы с ним не поделили?

– Когда?

– В тот вечер, когда он погиб.

– Ничего мы с ним не делили.

– Но он злой тогда пришел в дежурку.

– Да, он зол был в тот вечер, – согласился Баклагов. – Он, наверное, всегда такой.

– У вас был какой-то разговор с ним?

– Он рассказал мне нечто неприятное, – сказал Баклагов после некоторой паузы. – Он был жесток, очень жесток.

– Вот как?

– Да. Он дал мне понять, что я – никто.

– Это и есть его жестокость?

– Это очень жестоко, – спокойно сказал Баклагов. – Даже то, что он меня потом бил, потрясло меня меньше, чем его слова.

– Он бил тебя? – вскинул брови Матвеев.

– Да, в живот.

– За что?

– Ни за что, а для чего, – поправил Баклагов. – Он хотел показать мне, кто здесь хозяин. Он хотел унизить меня.

– А тот милиционер, который тебя привез сюда? – спросил Матвеев. – Он ведь тоже тебя бил, не так ли?

Баклагов повернулся к санитару и внимательно посмотрел на него.

– И он бил. Они оба творили зло.

– Это ты так решил?