– Торопитесь видеть! Торопитесь видеть!

Шатер забит до отказа. Бездельники и влюбленные парочки находят здесь убежище на весь вечер. Пол усеян шелухой фисташек и обертками. Зрители сидят на досках, гуляют в проходах, и крики их несутся с одного конца шатра до другого. Тильда и Хейни принимаются за фисташки. На арене появляется смуглый индийский факир. Но обращается он к публике на ломанном немецком языке.

– Слушай, этот на арене, не Макс ли наш? Эй, Макс, где ты одолжил индусскую одежду?

Но Макс не теряет присутствия духа. Поднимает руку, молча приветствуя знакомого, и начинает говорить языком истого берлинца. У ног его большой ящик, покрытый странными рисунками.

– Уважаемые дамы и господа! – провозглашает Макс и указывает на ящик, – я покажу вам сейчас живую женщину, голую до пояса.

– Зачем? – раздается голос из публики. – Какая польза от такой женщины?

– Ты покажи нам живую женщину, голую ниже пояса, – предлагает другой голос.

Макс делает движение головой и просит тишины. Он хочет околдовать женщину от головы до пят. Публика с этим не согласна, публика упрямо требует, со взрывами хохота:

– От пояса ниже! От пояса ниже!

Хейни получает огромное удовольствие. Начинает греметь музыка. Занавес падает на Макса и его ящик. Довольная публика аплодирует. Красный свет на арене. Появляется «вертлявый Рейнхольд» и объявляет, вращая глазами, о выступлении великана Голиафа. И тут же – гром оркестра.

Дробь барабана в ритме последних слов:

Занавес поднимается, и красный свет освещает прусского Голиафа, вздымающегося высокой огромной тушей. Он играет мышцами, выпячивает грудь и скрежещет зубами.

– Тильда, – кричит Хейни, погляди, кто там стоит на арене, это же долговязый Эгон!

Эгон же тем временем рычит устрашающим голосом:

– Есть ли тут в зале хоть один грязный Давид, пусть поднимется ко мне. Десять марок получит тот, кто осмелится коснуться моей физиономии.

– Фридрих, – слышен довольный голос из зала, – поднимись-ка и порви ему пасть.

Фридрих возражает. Он приклеен к месту, и Голиаф на арене снова скрежещет зубами. Хейни сын Огня вскакивает с места в явно боевом состоянии.

– Это обман публики! – кричит Хейни. – Обман и ложь! Я знаком с этим Голиафом! Тупица из тупиц! Надутый горшок! Погоди, Эгон, покажу тебе, как обманывать людей.

– Ш-ш-ш, – шепчет испуганная Тильда, – сиди.

– Почему я должен сидеть? Разве это справедливо, чтобы прусская песня звучала из уст этого грязного зазнайки.

Хейни собирается подняться на арену и отомстить за униженную Пруссию. Публика в восторге, поддерживает Хейни громкими криками:

– Дай ему! Покажи ему! Заткни ему пасть! Покажи этой мачте, кто здесь Голиаф!

Публика выходит из себя, оркестр оглушительно гремит. Рейнгольд на арене вращает глазами, пытаясь успокоить разбушевавшуюся публику. Голиаф топчется на арене. Месяцами был безработным и, наконец, нашел какой-то заработок. Тильда тянет Хейни в одну сторону, горбун – в другую. В конце концов, Хейни сдается и остается на месте. Прусский Голиаф сходит с арены победителем. Теперь оркестр исполняет мелодию веселого танца. Рейнгольд объявляет короткий антракт, дать время танцовщицам переодеться, вернее, раздеться. Тильда не хочет, чтобы ее Хейни увидел голых танцовщиц, и Хейни не ощущает, как она незаметно выводит его из шатра.

– Я ему покажу! – бушует Хейни. – Я ему покажу! Я его проучу, как следует, этого обманщика. Перебью ему кости, этой тупой образине.

– Ты хороший, – шепчет Тильда, на плечо которой он положил руку, – ты прямодушен и чистосердечен. Вся эта публика – сборище негодяев, прямодушный и чистосердечный человек здесь ничего не значит.

– Я еще добьюсь чего-то, Тильда. Я пойду в социал-демократы. Завтра же пойду.

– Иди, Хейни, иди, – теребит Тильда его руку, – иди к ним.

Хейни улыбается, Хейни доволен своей Тильдой, глаза его рыщут, какой подарок поднести Тильде. Рыщут и находят: вся улица, каждая стена на ней, каждая витрина, каждая афишная тумба – полны рекламой.

– Тильда! – восклицает Хейни. – Погляди, Тильда на эти объявления. Трудились как надо, делают что-то, Тильда, делают!

Ночь.

Саул не может уснуть, переворачивается в постели с боку на бок. Рядом храпит дед, спит сном младенца,. Из кухни доносятся голоса. После того, как ушел дядя Филипп, пришло много гостей: брачный посредник Самуил с еврейской улицы привел с собой двух бородатых евреев. Мать вскипятила чай, а Саула послала спать. Сейчас Саул убежден, что все они сидят в кухне и ищут повод не пустить его в Движение. Саул соскальзывает с постели и прикладывает ухо к замочной скважине, ловя лишь обрывки слов. Возвращается в постель, пытается уснуть и не может. Все чудеса, о которых рассказывал ему сегодня долговязый парень по кличке Джульетта, встают перед его взором. В комнате темно, каждый шорох, звук шагов, смех и негромкий визг, доходят снаружи. Вот, кошка Эльзы заводит долгое стенанье. Саул знает, что в этот час кошка вместе со старой матерью прозябают во дворе, потому что Эльза привела с собой клиента. Саул знаком со всеми ночными звуками во дворе. С закрытыми глазами, без того, чтобы взглянуть в окно, он может истолковать каждый звук. Саул терпеливо ждет, пока кошка прекратит свой плач, и старуха вернется в свой подвал, а шаги во дворе возвестят, что клиент ушел. Наконец, кошка замолкла, Саул закрывает глаза и дает себе зарок больше их не открывать. Поверх одеяла лежат его сжатые кулаки. Медленно повязывают сны его веки, кулаки разжимаются, руки успокаиваются. Трубный звук зовет его в строй. Слышна команда. Саул бежит, чтобы, не дай Бог, не опоздать, рядом с ним бежит Иоанна. Они держатся за руки и вместе бегут – скорей, скорей!