— Во славу советского оружия! Первую пьем за первую на-iy победу и, как говорится, дай бог не последнюю!

У всех сияющие, гордые лица. Матросы и старшины делятся впечатлениями.

— Ты слышал взрыв? Точь-в-точь такой, как в Полярном, когда новый причал строили и грунт рвали.

— Я рулю на всю железку на погружение, а она все в гору идет. Хорошо, Бедин стал в нос брать.

— А я на свой глубиномер и посмотреть не успел, мне в этот юмент шесть узлов скомандовали.

— Ну, они ему доложат, что утопили нас. Врать им не привыкать.

— Первый боевой выстрел в истории «малюток»!

— Вообще, здорово получилось.

В лодке становится недопустимо шумно. Распоряжение командира вновь водворяет порядок, и четко регламентированная жизнь подводного корабля вступает в свои права.

На следующий вечер подводная лодка шла у вражеского берега в поисках новой цели. Противник явно стал осторожнее. Два самолета просматривали район. Лодке пришлось уйти поглубже и переждать. Затем пропустили два быстроходных катера, промчавшихся вдоль берега на запад. Враг к чему-то готовился. Наступившие сумерки стерли четкие очертания берега, и он сплошной темной стеной подпирал край посеревшего неба. Близилась полночь. Командир напрягал зрение, вертясь у перископа. Светлое расплывчатое пятно на фоне берега привлекло его внимание. Оно как будто двигалось. Хотя, может быть, птичий базар...

— Товарищ капитан второго ранга, взгляните, пожалуйста, что за пятно?

Колышкин прильнул к окуляру.

— Темно. По-моему, транспорт, командир.

— Шумихин, слушайте по левому борту, — приказывает Фисанович.

— Тридцать четыре градуса левого борта, шум винтов, — докладывает акустик.

Подозрительное пятно видно в перископ в том же направлении. Значит, транспорт. В атаку! Лодка быстро ложится на боевой курс.

Теперь явно виден изящный пассажирский пароход. Белый бурун перед ним выдает присутствие катера, почти неприметного на темном фоне.

— Аппарат номер два, на «товсь», — докладывает из первого отсека старшина Серегин.

Командир устанавливает перископ на угол упреждения. На нить перископа наползает красиво изогнутый форштевень парохода, затем наклоненная назад фок-мачта. Это точка прицеливания.

— Аппарат... пли!

И стремительная торпеда неумолимо понесла смерть наперерез врагу.

Через сорок секунд, теперь уже всем знакомый, звук взрыва.

Вновь под руководством Каратаева старшина трюмный Бедин и боцман Тихоненко пересиливают стремительно рвущуюся на поверхность лодку.

В разгар этой борьбы в лодке слышен продолжительный, звонкий, с россыпью взрыв. Это взорвались котлы на тонущем пароходе. Шумихин перестает слышать шум винтов. Командир поднимает перископ. Поверхность моря чиста. Враг ушел на дно. Катер, охранявший судно, не обнаруживает особого усердия в поисках лодки. Да и не так просто обнаружить перископ в сумеречном полусвете.

Атака длилась всего шесть минут. Командир обходит отсеки. Его всюду встречают восторженные, вопросительные взгляды.

— Кого это мы, товарищ командир?

Фисанович рассказывает, рисует на чистом поле газетной вырезки запечатлевшийся в памяти силуэт потопленного парохода.

— А что вез? — допытывается Полковский.

— Не успел посмотреть, поторопился, — смеется командир.

Больше в море делать нечего. Ночью 23 августа подводная лодка вернулась в родную базу. Победителей встречали восторженно. Дерзкий прорыв в гавань врага, из двух возможных два потопленных судна противника. Это крупная победа «малюток», в возможности которых плохо верили даже некоторые плавающие на этих лодках.

На следующий день Фисанович показывал свой корабль группе английских офицеров. Командир английской подводной лодки попросил показать ему карту вражеского порта с нанесенным на нее путем лодки. Он внимательно разглядывал четкие линии курсов, прикинул циркулем ширину и длину фьорда. Затем восторженно пожал руку советскому командиру и с завистью сказал:

— Эту карту я вставил бы в рамку и повесил бы на стене своей каюты.

Вечерняя сводка Советского информбюро от 27 августа сообщила о славном походе «малютки». Корреспонденты и фотографы нагрянули на подводную лодку. Доходило до того, что торпедистов, чистивших свое заведование, заставляли переодеваться в чистое обмундирование и принимать лихие позы перед фотоаппаратом.

Личный состав любовно готовил свой корабль к новым боям.

Командир подозвал старшину мотористов Александра Дмитриева:

— Помните, Дмитриев, в доке вы мне говорили, что насмотрелись, как воюют, и ничему не верите.

— Так это тогда, товарищ командир, — смутился старшина.

— А теперь верите?

— Теперь верю!

На правом фланге

Командир дивизиона «малюток» Николай Иванович Морозов отпустил рыжеватые, лихо закрученные усы.

— Хороши усы, — говорил он Фисановичу, разглядывая себя в зеркало во втором отсеке. — Только уход любят, подлые. Сбрил бы их, да жалко за здорово живешь расставаться с такими усами.