— Неужели нас обнаружили? — командир распорядился уменьшить шумы. Подводная лодка тихо движется навстречу. Вот он перед ними. В отсеках слышно ленивое шлепанье его винтов. Время нехотя, растягивая секунды, ползет вперед. Так же нехотя удаляется за корму зловещее шлепанье. Дозорный корабль идет очередным галсом по фьорду к входу. Лодка не обнаружена. Теперь между лодкой и гаванью врага нет иных препятствий, кроме нескольких миль чистой воды. Лодка быстро проходит этот путь. Командир изредка и на мгновение поднимает перископ. От входного мыса в гавань видны знакомые с финской войны белые здания гостиницы и шюцкоровской казармы. Тогда белофинны взорвали их при отступлении, теперь они вновь отстроены. Под казармами небольшая катерная пристань.

— Командир, видите что-нибудь? — нетерпеливо спрашивает Колышкин.

— Пока ничего, мыс закрывает причалы, — отвечает тот, торопливо опуская перископ.

Лодка входит в гавань врага. Теперь в перископ виден западный причал. Он тоже пуст. Неужели напрасно затрачено столько сил, неужели не сбудется мечта ударить ненавистного врага?

Нет! Вот он! Занимая всю длину северо-западного причала, стоит огромный транспорт. Часть груза, по-видимому, уже выгружена, так как нос приподнялся, обнаружив подводную часть.

Нашли врага, сейчас будет бой.

— Транспорт! У северо-западного причала — транспорт! — взволнованно восклицает командир.

Колышкин бежит к перископу.

— О! Большой. Ну, командир, бей?

— Аппараты, товсь!

Лодка проходит глубже в гавань, чтобы видеть борт цели во всю его длину.

Старшина Серегин и торпедист Немов готовят аппараты.

Теперь время налетает шквалом, бурно гонит волны событий. Уже весь борт врага не помещается в поле зрения. Уже нить перископа легла на трубу.

— Каким аппаратом стрелять? — возникает нелепый вопрос в напряженном мозгу командира. — Какая чушь, не все ли равно.

— Аппарат номер один... пли!

Серегин дергает на себя рукоятку пистолета. Из-под боевого клапана врывается в торпедный аппарат упругая струя сжатого воздуха. Толчок — и смертоносная стальная сигара понеслась в борт вражеского транспорта.

— Торпеда вышла, — раздался в переговорной трубе голос Серегина.

Облегченная лодка рвется вверх.

— Удержать! — Инженер-механик Каратаев, как опытный дирижер, разыгрывает этот маневр. Погружение. Бедин заполняет цистерну быстрого погружения, принимает воду в носовую дифферентную. Головлев прибавляет ход. Лодка на глубине разворачивается к выходу.

Колышкин бежит в нос слушать взрывы. Глухой отдельный, но мощный звук настигает его во втором отсеке. Этот звук знаком Ивану Александровичу по испытаниям боевых торпед в мирное время. И, встретив недоуменный взгляд лейтенанта Шарова, Колышкин радостно кивает ему головой.

— Да, да, это взрыв.

Этот взрыв, смерть и разрушение — это месть за смерть наших людей, за разрушение наших городов и сел принесла советская подводная лодка ненавистному врагу. Кровь за кровь, смерть за смерть! Угроза призраком будет теперь бродить за противником! Нигде не укрыться ему от нашей мести! На земле нет для него безопасных мест! Бутов смотрит на часы. Стрелка показывает ровно четырнадцать.

Назад и побыстрее! Сейчас у врага переполох, сейчас он бросится в погоню, чтобы найти и наказать дерзких.

Легкое оживление азарта атаки спадает. Вновь в отсеках слышна только четкая разноголосица работающих механизмов. Лодка спешит к выходу в море, к свободе, к жизни.

Командир на мгновение поднимает перископ. Прямо по носу желанный выход из фьорда. Он еще далек. В его приветливом просвете знакомый дозорный катер, медленно идущий навстречу.

— Ну, ходи, сторожи, считай чаек!..

Вновь в напряженной тишине лодка пропускает над собой незадачливого сторожа и вырывается из фьорда.

А враг уже поднял тревогу. За кормой слышны отдаленные подводные взрывы. В перископ командир видит: занимая всю ширину фьорда, строем фронта идут три катера, среди них старый знакомый дозорный. Потрясаемая взрывами вода встает над ними серыми холмами.

Поздно хватились! Видно, сильно обалдела охрана вражеской гавани. Лодка уходит в морские просторы. За кормой утихает бомбежка бессильного в своей ярости врага.

— Ну, командир, поздравляю с первой победой! — горячо говорит Колышкин.

— Вас с тем же, товарищ капитан второго ранга, — отвечает Фисанович, и они обмениваются крепким рукопожатием.

Напряжение, сжимавшее душу молодых моряков несколько долгих часов, спадает. Люди наполнены радостью боевой победы, гордостью за совершенный подвиг.

— Команде обедать.

Обед опоздал, и все изрядно проголодались.

— Прозвоним чарками, — говорит Каратаев, и его широкое лицо озаряется улыбкой.