Но все ее надежды на то, что офицер завяжет с ней беседу, рухнули, когда он сперва достал последнюю книгу Чарльза Диккенса — «Лавка древностей», а потом, утомившись от чтения, принялся смотреть в окно с таким видом, словно никак не мог налюбоваться мелькающими пейзажами и весенним утром 1842 года.

— Вы приехали из-за границы? — рискнула обратиться к нему соседка.

— Да, я три года пробыл в Индии. И совсем забыл Англию. Забыл, как хороша бывает сельская местность.

— Она и вправду очень мила, — отозвалась девушка, глядя на усыпанные белыми цветами вишневые деревья под белоснежными облаками на голубом небе.

— Она великолепна, — сказал офицер. — Надеюсь, меня больше никогда не пошлют за границу.

— А вы далеко едете?

— До Йорка, а потом — в Скарборо. Повидаться с дедушкой.

На этом беседа оборвалась, и Джекдо снова принялся глядеть в окно, пожирая глазами сменяющиеся пейзажи и с каждым поворотом колес преисполняясь все большего восторга. Юная леди вздохнула, сдалась и обратилась к журналу.

Итак, под стук вагонных колес и свист паровоза, Джекдо углубился в свои мысли и принялся подводить итоги. Сидя в вагоне поезда, он оглядывался на прожитую жизнь и думал обо всем, что привело его сюда и сделало именно таким, каким он теперь был.

Прежде всего, он вспомнил детство; вспомнил, как боялся он разочаровать своего отца; вспомнил свою хромую ногу и лечебную обувь; и свой дар ясновидения.

Потом он подумал о школьных годах; о том, как ему хватало недели на то, чтобы уловить суть нового языка, и как он с жадностью набрасывался на чужие наречия; вспомнил о встрече с Джоном Джозефом, о своей братской любви к нему и о преклонении перед ним как перед героической личностью. Затем Джекдо вспомнил, как начиналась его зрелость, как он потерял невинность в объятиях мисс Фитц; вспомнил, как страстно влюблена была в него Мэри и как возненавидела его миссис Тревельян; вспомнил вкус губ цыганки Кловереллы.

Но ярче всего были воспоминания о Горации: каждую мельчайшую деталь драгоценных видений он перебирал, словно самоцветы в шкатулке. И наконец он вспомнил, как встретился с ней в Гастингсе, — и каким дураком себя выставил.

Поезд въехал в туннель, и Джекдо закрыл глаза. Он был спокоен. Единственное, о чем он сожалел, — это то, что когда-то пытался подавить себе наследственный дар ясновидения. Индия (несмотря на то, что он с радостью покинул се) научила его очень многому в том, что касалось психического развития. На постижение истинной сути раджа-йоги — царского пути совершенствования духа — не хватило бы и целой жизни, а он изучал ее всего три коротких года. Но с ее помощью он сумел достичь преддверия истины.

И он знал, что это путешествие к скалам Йоркшира поможет ему приблизиться к постижению истины еще на одну ступень. Ибо там его ожидал не только дед, но брат и сестра деда. Три древних отпрыска колдовского дома Фитцховардов ждали своего внука.

Джекдо стал вспоминать, что ему уже известно о них. Пернел, Джейкоб и Джеймс, внуки великого разбойника Джозефа Гейджа и прямые потомки Захарии Ховарда, сына герцога Норфолкского и цыганки, придворного астролога Генриха VIII.

Несомненно было то, что они все уже очень стары. Джекдо подсчитал, что Пернел, его двоюродной бабушке, должно быть уже девяносто четыре года, а деду Джейкобу и его брату-близнецу Джеймсу — по меньшей мере девяносто один. Все они родились в Испании, куда Джозеф Гейдж отправился по торговым делам и где он разорился после краха компании «Миссисипи». Не совсем ясно было то, каким образом Джейкоб, полковник испанской армии, смог получить титул пэра Англии от Георга III, при том что вся семья была известна как закоренелые якобиты.

Общепринятая версия гласила, что Джейкоб занимался торговлей между Англией и Испанией, но что произошло на самом деле, до сих пор оставалось загадкой. Но, как бы то ни было, Джейкоб обосновался в Англии, в Дорсете. Дом его находился высоко в горах над Скарборо. Время от времени его брат и сестра отваживались на нелегкое путешествие из Кастилии в Йоркшир, собирая всех родственников на встречу. Затем Джеймс и Пернел возвращались в Испанию и еще несколько лет проводили в разлуке с братом.

Джекдо знал об их могуществе. Мать говорила ему, что они унаследовали дар своей бабки Сибиллы. И вот он сидел в вагоне, любуясь мелькающими за окном английскими пейзажами, предвкушая встречу с тремя волшебниками и мысленно задавая им вопросы о тайнах жизни.

Прежде чем направиться к изящному дому Джейкоба Гейджа, возвышавшемуся, словно часовня, на вершине скалы, Джекдо прогулялся по каменистой тропинке к развалинам огромного замка, которые покоились на полоске суши, рассекающей надвое один из двух самых величественных и прекрасных в мире заливов. Повсюду, куда простирался его взор, переливались разнообразнейшие оттенки голубого и синего цвета; просторный небосклон соединялся с кобальтовой синевой моря. Вдали от берега катились белые пенные гребни волн, а у берега, где двумя подковами изгибались песчаные пляжи, прибой разбивался на мириады слепящих брызг. И лишь совсем вдалеке можно было разглядеть колосящуюся на полях пшеницу, — как знак того, что в мире существуют не только море и небеса.

Джекдо затаил дыхание. Эта торжественная панорама, свидетелем которой он сейчас стал, давала возможность явственно ощутить работу незримых сил и вспомнить, что очень скоро он услышит о вещах, слишком могущественных, чтобы понять их до конца.

Этим вечером, переодеваясь к обеду, он был весьма взволнован. До того он никогда не видел, чтобы все три мага из его рода собирались вместе (по крайней мере, он не мог вспомнить такого случая). Войдя в гостиную, он остановился и замер в изумлении.