Шрифт:
Он съездил на биржу труда и подписал контракт. Ему дали немного денег и предложили множество вакансий, которые ему не понравились. Но у него есть время. А сейчас, не желая сталкиваться с этими женщинами, он забрал почту — два ненужных журнала — и пошел наверх. Двадцать две ступеньки до этажа, где спала Гвендолин, семнадцать — до пустующего этажа, и еще тринадцать до самого верха. Он не всегда считал ступеньки, особенно когда боялся. Но сейчас сосчитал, как будто их могло стать четырнадцать.
Держа на коленях стринги Данилы, Хейзел Акваа спросила свою тетю и миссис Куини, пересмотрели ли они вещи Гвендолин. Обе покачали головой, а Олив пожала плечами.
— Понимаешь, дорогая, — сказала Куини, — это вмешательство в чужую жизнь. Я имею в виду, что… разве тебе было бы приятно, если бы после твоей смерти друзья копались бы в твоих вещах? Это нехорошо.
— Нет, не понравилось бы, если бы я сказала, что уезжаю, и оставила бы адрес. Но если бы я исчезла, то я была бы рада. Я бы хотела, чтоб меня нашли.
— В общем, стоит это сделать, — заявила Олив, и они направились к лестнице. — Надеюсь, кто-нибудь кормит кота.
— Его еда стоит на кухне, но он не прикасался к ней с воскресенья. Кот куда-то пропал.
— Ты уверена?
— Похоже, он ушел, когда уехала Гвендолин, — пояснила Куини и рассказала Хейзел о пропавшей простыне.
— У Гвен много странностей. Я думала, что она просто сняла верхнюю простыню и оставила одно одеяло. Но я смотрела в стиральной машинке и даже в том ужасном котле — неизвестно, что может вытворить эта Гвендолин. Не удивлюсь, если она забрала с собой.
— Кого — простыню или кота?
— Обоих. Никто, даже самый большой чудак, не прихватит грязное постельное белье к друзьям. Надо быть сумасшедшим, чтобы сделать такое. Но вдруг она повезла в простыне кота?
Они уже стояли в спальне Гвендолин, и Олив открыла окно, поскольку погода была прекрасной.
— Здесь дурно пахнет, — сказала Хейзел.
Ее тетка пожала плечами.
— Когда комнату не убирают, что в ней может хорошо пахнуть?
— Знаешь, этот ковер синий, но на нем столько кошачьей шерсти, что он кажется серым.
Хейзел открыла дверцу шкафа, и в нос ударил резкий запах камфары. Старые платья Гвендолин висели на пыльных вешалках. Под ними в беспорядке стояли туфли. Олив начала пересчитывать их.
— Семь пар. Очень странно. Недавно Гвендолин говорила мне, что у нее семь пар обуви.
— Она могла купить еще одну.
— Уверена, что нет. Она бы сказала. Не то чтобы она мне особо доверяла, но наверняка нажаловалась бы всем и каждому на бешеные цены.
— Она не могла уйти босиком, — сказала Хейзел.
— И без своего рубинового кольца, дорогая, — добавила Куини, открывая шкатулку с драгоценностями и заглядывая внутрь. Она держала в руке кольцо с красным камнем. — Это кольцо ее матери, и она никогда не выходила на улицу без него.
Глава 28
— Ты что, хочешь, чтобы я сидел у окна каждый день и следил, не идет ли этот человек? Ты шутишь, Кайли.
— Я не шучу, Аббас. Это он похитил Данилу, уволок куда-то, связал, заткнул рот и все такое. Ты сам себе не простишь, если не обратишься в полицию. Думаю, он часто сюда приходит. Наверняка живет где-то неподалеку.
— Кайли, — произнес Аббас, — о, Кайли!
— Что такое? Ты побледнел.
— Кайли, в ту ночь, когда я видел его на лестнице, я поднял карточку с пола, которую он бросил. Он был пьян, понимаешь, и она выпала у него из кармана. Я принес ее сюда и…
— Где она?
— Думаешь, я сохранил визитку этого странного человека?
— Но ты же прочитал то, что там было написано?
Аббас сел и усадил Кайли к себе на колени.
— Посиди со мной, мой цветочек, и помоги мне думать. Я пытаюсь вспомнить, что там было написано.
— Давай, дорогой. Если мы подведем Данилу, что скажет об этом наш ребенок?
Их ребенку, крошечному зародышу, совсем необязательно было знать все это, насколько мог судить Аббас, и вряд ли он будет интересоваться отцовскими воспоминаниями лет пятнадцать спустя, а то и больше. Но он понимал, что если может помочь полиции поймать похитителя или убийцу (о чем он не собирался говорить Кайли) Данилы, то сделать это обязан. Он задумался.
— Я помню одно слово. Но это не имя и не адрес.