— Кто был замыкающим?

Смущенно, будто провинившийся школьник, поднялся Левон.

— Почему не доложил?

— А он не мог, товарищ старший лейтенант, — вместо парня бойко ответила Нюся. — Я сказала, что все равно не вернусь. А с ним, если предаст, слова больше никогда не скажу.

Была в этом ответе такая несвойственная Нюсе самоуверенность женская, что я едва подавил улыбку, сказал сухо:

— По возвращении доложите командиру полка. Оба… пять суток гауптвахты.

— Вместе? — под тихие смешки съехидничал Федулов.

— Не с тобою же, ехидина костлявая! — отрезала Нюся.

— Откуда ты знаешь… костлявая… — обиделся Федулов.

— Издали видно!

— Ладно, — махнул я рукой, — кончайте перекур. А на “губе” отсидите, как миленькие.

— Так точно, — дуэтом ответили “грешники”.

…А там, где вот-вот должно было взойти солнце — небо порозовело. И перед нами был, пусть довольно крутой, но, кажется, без таких вот стенок гребень, который там, дальше, смыкался с другим. А за ним была только густая, бездонная синева предутреннего неба. И, словно на японской акварели, вырисовывалась надо всем, возвышалась гора Безымянная, цель нашего похода.

Сама вершина оказалась плоской и немного пологой, как лужайка, заваленная снегом. Подав руку запыхавшейся Нюсе, я помог взобраться ей на это маленькое плато. И все остальные выбрались, остановились, пораженные грозной красотой Главного Кавказского хребта.

— Товарищ командир, тут совсем как на самолете, — сказал возбужденно Гурам и засмеялся. — Все видно. Я перед войной летал один раз, честное слово.

Вася отошел немного в сторону, неловко задел какую-то пирамидку из камней. Она разлетелась, а к ногам скатилась консервная банка.

— Ребята, что я нашел! Судак в томате!

Банка была пустая, легкая. Вася легко вскрыл ее.

— А ну, дай сюда, дорогой, — сказал Гурам и вытащил из банки листок бумаги, стал читать расплывшийся от сырости текст:

“12 июля 1939 года на эту безымянную вершину поднялась группа студентов Киевского политехнического института в составе мастеров спорта Марчука, Голубева, разрядников Ходько, Павлова, Шульгина. Ура первопроходцам!”

Помолчав, Гурам добавил уверенно:

— За такую гору до войны значок давали “Альпинист СССР”.

Федулов тем временем подобрался к самому краю площадки, на которой мы были, и вдруг резко, зло зашипел:

— Ша! А то будет нам и значок, и вечная память.

Немецкие позиции были совсем близко, метров на 300–400 ниже нас. Ясно видны были проталины землянок и блиндажей, над которыми вставали дымки, насыпи камней, где притаились пулеметы. Прихотливо вились тропинки. Одна сползала с гребня вниз — по ней к землянкам двигалась вереница людей, навьюченных мешками, ящиками. Их подгоняли немецкие солдаты с автоматами.

— Гляди, гляди, бабы… и мальчонки… будто лошадей захомутали, гады! — возмутился Вася.

Внизу раздался выстрел. Одна из фигурок неловко ткнулась в снег, но движение “людского каравана” не прекратилось.

— Эх, достать бы их! — привстал Гурам.

Я предостерегающе погрозил ему кулаком. Стал делать пометки на карте.

— Забегали, затевают, видно, что-то, — сказала Нюся.

— Готовятся, — подтвердил Ашот. — Вниз, к морю, у них одна дорога — через нашу заставу.

— А может быть, они не собираются вниз… пока, — осторожно предположил Федулов.

— Как же, они сюда прибыли ультрафиолетовые лучи принимать, — съязвил Гурам.

— Потише, потише, братцы, — остановил я самых разговорчивых.

И тут мы услышали необычного тембра и силы звук, похожий на сигнал тревоги.

— Гора кричит, — пояснил Ашот, озабоченно вслушиваясь, — буран будет.

Этого нам еще недоставало… Я приказал готовиться к спуску.

— Нельзя вниз идти, командир, — твердо возразил мне Ашот, — не успеем. Ты посмотри на небо, вон туда… Черное небо. Скоро буран сюда придет. Нельзя идти.

— Совсем сдурел, — поежился Федулов.

— Пещеру надо искать или нишу, — настаивал Ашот, — быстро надо искать.

Внизу тоже, видно, почуяв неладное, всполошились, забегали гитлеровцы.

…Карниз, который мы отыскали, был метров на двадцать ниже вершины — узкая кромка, только ноги поставить. Сверху нависал ледяной козырек. Мы полусидели, тесно прижавшись друг к другу и к скале.

— Шевелите пальцами рук, ног, — тихо приказал я. — Не засыпать. Хочешь жить — контролируй себя. Дежурный контролирует всех. Ну, держитесь, прометеи…