Сражение произошло, когда контр-адмирал Уильям Т. Сэмпсон, командующий американским флотом, оставил Шли руководить блокадой, а сам на флагманском корабле отправился на берег совещаться с армейским генералом. Испанский флот, воспользовавшись подвернувшейся возможностью, вырвался из гавани, ведя огонь, прорвал блокаду и ушел на запад вдоль побережья Кубы.

Все американские корабли, кроме крейсера «Бруклин» под командованием Шли, пустились на запад в погоню за испанцами. «Бруклин» по приказу Шли взял курс на восток. Он едва не протаранил «Техас», на всех парах совершил полный круг и лишь затем присоединился к погоне, которая завершилась разгромом испанского флота. В своей книге Маклей с горечью описывает «позорное зрелище — американский военный корабль, в составе соединения, превосходящего по силам врага, сознательно показывает спину и спасается бегством».

Когда обвинения Маклея оказались опубликованы, все газеты страны яростно взревели. Американцы были глубоко потрясены, поскольку считали Дьюи, Сэмпсона и Шли героями, тремя американскими победителями Испании на море. И заклеймить одного из них как некомпетентного, нерешительного труса было все равно что дать пощечину национальной гордости. Шли гневно потребовал, чтобы третий том Маклея был выброшен из библиотеки Военно-морской академии, что и было сделано. Издатель отозвал все нераспроданные экземпляры и заставил автора переписать оскорбительные фрагменты.

Но ущерб был нанесен; пресса уже процитировала первоначальный текст. Шли потребовал провести судебное расследование, чтобы восстановить свою военную репутацию. Суд под председательством адмирала Дьюи заседал сорок дней и собрал 2000 страниц показаний и выводов. К сожалению, тяжба переросла в печально известное противостояние Сэмпсона и Шли, во время которого сторонники обоих офицеров спорили как в суде, так и вне его о том, кто же стал истинным победителем в битве при Сантьяго — Сэмпсон или Шли. Этот недостойный спектакль поначалу развлекал общественность, а затем наскучил ей. Рисунки, сделанные во время заседаний суда и опубликованные в «Вашингтон пост», весьма напоминали карикатуры [19] . Когда начавшийся в суде раскол лишь еще больше усилил разногласия, чем разрешил их, президент Теодор Рузвельт фактически приказал сторонам воздержаться от дальнейших распрей, поскольку «у любой из сторон не имеется какого-либо серьезного основания для дальнейшего обсуждения этого злосчастного спора».

Так военно-морской флот, который, в отличие от неумелой армии, завершил войну, овеянный славой, был выставлен на посмешище дальнейшим поведением своего начальства. Моряки и друзья моряков были смущены до глубины души. Однако многие курсанты Военно-морской академии смогли избавиться от испытываемой досады, а некоторым, несомненно, замешательство старших доставляло удовольствие.

Для преданного флоту курсанта Нимица эффект оказался как минимум травмирующим. И он поклялся, что, если когда-либо окажется в состоянии такое предотвратить, никогда не допустит, чтобы грязное белье флота полоскали на публике. Потрясение от скандальной стычки Сэмпсона и Шли вполне могло стать причиной последующей почти навязчивой осмотрительности Нимица.

Не стоит полагать, что Честер Нимиц не знал ничего, кроме учебы и службы. Он все еще оставался веселым парнем из своего техасского детства, и ничто не радовало его больше вечеринки, где можно было всласть поболтать и повалять дурака. Несомненно, он тоже вносил вклад в общее веселье своими техасскими байками. Если только курсанты академии значительно не изменились с началом нового века, то подобные простодушные побрехушки наверняка заставляли кое-кого покачивать головой и стонать. Во всяком случае, Нимиц вскоре перешел на более хитроумные истории — обычно слегка сомнительные и с неожиданной эффектной концовкой. Продолжая рассказывать такие истории и после академии, он стал искушенным рассказчиком. Во время Второй Мировой войны байки Нимица пересказывались по всему флоту.

На вечеринках курсантов приготовленные Честером безалкогольные пунши всегда получали высокую оценку и поглощались в больших количествах. Иногда, по его собственному признанию, они с друзьями нарушали правила и, рискуя оказаться исключенными, употребляли и кое-что покрепче пунша. Кроме того, Честер и его однокурсники, нарушая правила и рискуя навлечь гнев Конгресса, перегибали палку в отношениях с новичками и действительно издевались над ними, соблюдая старый, но не особенно умный обычай академии. Однажды вся группа Честера была из-за этого временно отстранена от занятий.

Когда в сентябре 1904 г. группа Честера вернулась после каникул, они обнаружили, что первое крыло Бенкрофт-Холла построено. Став к тому времени матросами первого класса (старшекурсниками), они заняли новое общежитие. Нимиц, уже сержант и командир 8-й роты, получил просторное жилое помещение в северо-восточном углу третьего этажа. У него была отдельная спальня и примыкающий большой кабинет, который он делил со своим старым другом — гардемарином (новое звание, заменившее «кадет») Джорджем Стюартом.

В 1905 году группе Нимица сообщили, что в связи с острой потребностью растущего флота Рузвельта в младшем офицерском составе им придется завершить учебу в конце января 1905 года, а не в июне, как планировалось. В результате старшекурсники узнали, что такое спешка и возросшее бремя службы. Некоторые менее важные предметы и тренировки были отменены, а по другим курсам обучения объем заданий возрос. Гардемаринам предоставили «свободный выход» в Аннаполис во внеучебные часы, чтобы они могли ходить к портным и ускорить пошив формы для церемонии выпуска. «Будьте уверены, — говорил Нимиц, — эту чрезвычайную привилегию мы использовали на полную катушку».