Шрифт:
— Ты что, вообще боли не чувствуешь? — по-детски непосредственно спросил Пилипчук, по указке лича вправляя тому вывернутую ногу на место.
— Чувствую, конечно, только сообщать об этом всем подряд как-то не хочется. — прошипел Мринн.
Человек скептически осмотрел тело лича, единственным целым местом на котором являлись его глаза, но продолжил уже гораздо бережнее.
— Как тебя вообще лечить? Гелем облить всего целиком?
— … — прозвучал целиком нецензурный ответ. — Мне бы съесть кого-нибудь, враз подлечусь — страшно завращал глазами лич. Бойцы засмеялись, сбрасывая нервное напряжение, они уже нисколько не опасались Мринна, он стал своим.
— Может, тебя вырубить, раз алголит не подействует?
— Не получится. Я и сам бы рад вырубиться, но я сознание теперь не могу потерять физически. Оно никак не связано с телом.
— Дела-а. Ладно, потерпи, братишка, скоро выйдем.
Но скоро выйти не получилось. Когда салазки-носилки с ранеными втащили наверх, там уже поднялась тревога. Отсутствие одного бойца было, конечно же, замечено, и начались поисковые мероприятия, впрочем, долго не продлившиеся. Камера одного из осназовцев запечатлела, как Хайдуков покидает группу, крадучись, незаметно, а вездесущая молекулярная пыль покрывает все следы. Логи же ясно говорили о преднамеренном отключении связи со стороны периферийного узла.
— Не знаю зачем, но он сделал это специально. — раздраженно прогрохотал Пилипчук. — И куда только смылся, гад? Скрытых ходов мы ведь не нашли.
Неожиданно откликнулся лежащий на носилках лич. Он уже довольно долго… принюхивался, что ли, серые жгуты на его голове — если можно было называть головой этот туго обтянутый пергаментом череп, — шевелились и направляли свои концы во все стороны. Выглядело это… жутковато, как и сама полуобгорелая фигура их обладателя.
— Это уже не он.
Все насторожились — хотя, казалось, куда уж больше.
— Яснее! — от волнения грубо и отрывисто бросил почему-то находящийся в сознании Лис и тут же болезненно скривился, обломки ребер шевельнулись от попытки говорить.
— Это все ваша память. Гипермнезия, мать ее! Простому человеку требовалось бы часа три смотреть на глифы для… перерождения, а ему хватило одного взгляда. Его уже нет.
Бойцы отозвались потоком страшного мата, яростного и незамысловатого. Очень не хотелось им верить, что братишка, с которым съели вагон соли, так глупо попал, превратился во что-то ужасное и абсолютно нечеловеческое. Кто-то спросил:
— И чего теперь ждать от него?
— Не знаю. На меня эта штука действует слабо, поэтому я успел кое-что понять — и мне это оченьне понравилось. В общем, ИХ стоит назвать… Мучителями — это их вера, их способ существования, их суть, в конце концов. Не знаю, как такое могло возникнуть, но они — очень древняя… сущность. Тут только тень бледного следа от НИХ, в камне, в озере — но и его, как видите, хватило. То, что сейчас поселилось в Хайдукове, страдает от… незавершенности, скорее всего, оно будет искать способ полностью… слиться с сутью Мучителей.
— Каким образом? Неужели от них еще что-то осталось? Или… они сами еще живы?
— Они никогда в полной мере не были живы… Блин, не хватает слов, чтобы объяснить. Я могу подключить тебя к полю сознания, но тогда ты перестанешь быть человеком.
— Нафиг-нафиг! — шарахнулся боец. — Ты просто скажи, как он будет… сливаться.
— Очень просто — путем причинения максимально возможного количества боли максимально возможному количеству живых…
Мринн хотел продолжить, но тут носилки качнулись, державшие их бойцы от озвученного сбили шаг, и он невольно бросил взгляд на идущую рядом пару с трупом вражеского мага. Глаза того покрылись тусклой белесой пеленой — но из развороченных дыр от контрольных выстрелов на него глядели иные, желто-зеленые звериные глаза!
Лич думать не стал. Рука-копье неразличимым от скорости ударом пронзило грудь эльфа и с хрустом сокрушаемых ребер вырвала черный комок сердца. Мринн с хрипом повалился обратно на носилки, приложенное усилие сожгло все оставшиеся невеликие силы… Но было поздно.
С чудовищным ревом разорвав в клочья ненужную более пустую оболочку тела эльфа, изнутри прянула посмертная тварь— последнее оружие повергнутого мага, его привет из могилы. Тварь словно бы распаковалась в прыжке: выметнулись, разложились суставчатые ноги, числом гораздо более четырех, встала на место съехавшая на плечо башка со множеством рядов треугольных зубов в безразмерной резиновой пасти, и было решительно непонятно, как такая паскудина могла помещаться внутри, в общем-то, худощавого и невеликого эльфа.
Тварь заметалась среди опешивших бойцов, очень низко, наподобие земной техники смершевцев, и каждое движение когтистых лап раздавало страшные оплеухи, разбрасывало четырехсоткилограммовых бойцов как котят. Более того, на когтях заплясало бледное синее пламя, отчего они со скрежетом разрывали закаленные бронещитки — а у Мринна совсем не оставалось сил, чтобы вновь активировать негатор.
Небрежный взмах суставчатой насекомьей лапы отправил его на встречу со стеной тоннеля, он неловко сполз по гладкой древоплоти и завяз в перекрученных обломках носилок, слабо шевеля конечностями как крупный замороженный жук. Но когда от совсем ожившей твари полетели клочья синего огня, запросто проедающие противопульные щиты, лич, нет, сейчас — сержант Шварц, приказал себе встать. Сил по-прежнему не было, он жутко оскалился, через разорванную щеку дико сверкнули обломки белоснежных зубов — и он с натугой крикнул внутрьсебя: 'Вста-ать!'