П осле того, как Москва отклонила запрос на Лугового, дело было за Лондоном. 16 июля 2007 года Дэвид Милибанд, новый министр иностранных дел выступил в Парламенте. В отместку за отказ России выдать подозреваемого в убийстве, объявил он, Великобритания высылает четырех российских дипломатов, прекращает сотрудничество в области борьбы с террором и ужесточает визовый режим для чиновников. Отныне обладатели официальных российских паспортов будут стоять в очереди за одноразовой визой, словно обычные туристы.

Всем было ясно, что санкции в первую очередь направлены против ФСБ. Газеты писали, что четверо высланных дипломатов — верхушка лондонской резидентуры. Сигнал был четким — мы знаем, кто все это устроил. Но официальная линия оставалась прежней: санкции — это реакция на отказ выдать подозреваемого в обыкновенном убийстве без каких бы то ни было намеков на причастность государства. Дипломаты за стенами Уайтхолла победили разведчиков.

В своем выступлении в парламенте Милибанд признал, что российский закон запрещает выдачу граждан РФ, но предположил, что если бы Кремль стремился к сотрудничеству, конституцию можно было бы и изменить.

— Ситуация не уникальна; другие страны изменяли свои конституции, чтобы дать ход соглашению о “Европейском ордере” на арест, — заявил он с невинным видом.

Это был одновременно и вызов Кремлю, и способ завести дело в тупик. Ясно, что после ответной высылки британских дипломатов ничего больше не произойдет. Луговой навсегда будет заперт в Москве, суд в Лондоне так и не состоится, а улики, указывающие на причастность российской власти, никогда не увидят свет. Все закончится пропагандистской перебранкой, а потом сойдет на нет.

— Лев рычит, но не кусается, — сказал я Марине.

— А что ты хочешь, чтобы они сделали? — спросила она.

— Для начала они могли бы официально заявить, что это был акт государственного терроризма. Затем отозвать посла из Москвы и поднять вопрос в Совете безопасности ООН, — сказал я с вызывающим видом, сам прекрасно понимая, что этого не будет.

УМЕРЕННАЯ ЛИНИЯ, ВЫБРАННАЯ британцами, назвать Лугового единственным подозреваемым, беспокоила меня и по другой причине; она подставляла нашу лондонскую компанию под возможность сокрушительного удара. Теперь Луговой может “признаться”, что связан с нами, и это будет вполне логичный ход со стороны ФСБ. Например, он может сказать, что привез в Лондон полоний для Ахмеда Закаева — чеченского “террориста”; это выглядело бы особенно пикантно в свете Сашиного предсмертного “перехода в ислам”. По этой версии Саша погиб бы по неосторожности, случайно вдохнув радиоактивный порошок.

Или же Лугового могли заставить признаться в том, что он раздобыл полоний и отравил Сашу по приказу Бориса, в подтверждение теории, что Березовский принес Литвиненко в жертву, чтобы навредить Путину. Экстрадировать Лугового, конечно же, не станут, но, получив необходимое признание, запрут на пожизненный срок в каком-нибудь тайном застенке, пообещав потом отпустить с новой фамилией и после пластической операции. Впрочем, могут и просто потихоньку прикончить. А его “признания” будут использованы, чтобы с новой силой требовать выдачи Бориса и Ахмеда. И все будет прекрасно укладываться в “неопровержимые улики” против Лугового, собранные Скотланд-Ярдом.

И в самом деле, кремлевская пропагандистская машина уже начала отрабатывать обе эти легенды, но их мало кто принимал всерьез. Все будет иначе, опасался я, если Луговой “признается”.

Если и был на свете человек, который страшился такого развития событий еще больше, чем мы, то это был сам Андрей Луговой. После всего, что с ним произошло, перспектива признаваться в отравлении и изображать из себя агента Березовского или Закаева его совершенно не устраивала. Страх, что из него сделают козла отпущения, сквозил в каждом слове, когда он появился на публике после оглашения британских обвинений. Он остался один: его компаньон Ковтун отделался легким испугом, и весь международный конфликт сошелся клином на его скромной персоне. Он всерьез опасался, что под давлением британских доказательств и дипломатической целесообразности могущественный заказчик решит принести его в жертву.

И тут, надо отдать ему должное, он совершил отчаянный и удивительно хитрый маневр с целью дезавуировать ту линию, что дело его “чисто уголовное и не имеет отношения ни к политике, ни к безопасности” — он объявил, что Литвиненко и Березовский работают на британскую разведку и пытались завербовать его! Этот упреждающий ход сделал Лугового совершенно не пригодным для роли “расколовшегося” контрабандиста радиоактивных материалов или киллера на службе у Березовского. Это означало бы, что контрабанда и убийство осуществились с ведома британских спецслужб. Теперь заставлять его признаваться в отравлении не имело никакого смысла.

Сенсационное “разоблачение” прозвучало в выступлении Лугового 31 мая 2007 года в прямом эфире “Эха Москвы”. Он рассказал, будто Саша свел его с “деловыми партнерами” в лондонской фирме “Риск Мэнеджмент”, которые при ближайшем рассмотрении оказались сотрудниками МИ-6. Подумав, он отказался от сотрудничества.

— Все мои контакты с Литвиненко были под жестким контролем спецслужб Британии, — сообщил Луговой.

Он также объявил, что не позволит сделать из себя крайнего:

— Мне кажется, что британская королевская прокуратура, заявив, что обвиняют меня, а не российские власти и спецслужбы, фактически предлагает России компромисс. Вы, то есть Россия, молчите о наших контактах с Березовским, Литвиненко и Луговым, а мы откажемся от обвинений в адрес российских спецслужб и президента… Но я категорически с этим не согласен, категорически! Надо же, нашли российского Джеймса Бонда, проникающего в ядерные центры, хладнокровно травящего своего приятеля. И все это сделал террорист-одиночка Луговой? А главное, во имя чего, где мотив моего преступления?…Мне ставят клеймо преступника, только всего этого не будет… [Я] буду бороться за свое честное имя!