Анж застонал и отвернулся.

– Пожалуй, отойду в сторонку, – сказал Моди. – Ведь вам не терпится освежевать добычу.

– Амедео, это жестоко! – покачал головой Зборовский.

– Жестоко?! – взвился Моди. – А что бы ты сказал над моим телом? Справедливая дуэль? Условия соблюдены? Противник удовлетворен?!

– Не хочу ссориться, – тихо ответил Леопольд. – Напомню, что именно ты назначил меня своим секундантом.

– Да, – сник Амедео. – Извини.

– Что же, – обреченно сказал Дежан, – дуэль не окончена. Выстрел за вами.

– Подите к черту, мсье! – простонал Амедео. – Вам недостаточно того, что вы натворили? Клоунаду с дуэлью надо было пресечь в самом начале. И зачем я вообще ввязался в эту авантюру! Кто меня дернул за язык дать слово? Какого дьявола я вынужден устраивать чью-то… Впрочем, это уже не имеет значения. А знаете, я прозрел: какой подарок судьбы, что мне теперь не придется называть вас другом! Я свободен от обязательств.

Повисло тягостное молчание. Анж был подавлен.

– Я дарю вам свой выстрел! – Голос Модильяни обрел привычную насмешливость. – Макс, захвати револьвер. Ваш пистолет, мсье, я оставляю здесь, на этом вазоне. Жаль, так и не удалось выстрелить… Мы уезжаем немедля. И вам советую последовать нашему примеру. В экипаж не зову: отправляйтесь-ка тем же путем, которым добрались сюда. Надеюсь, Господь вам поможет.

– Моди, это действительно жестоко, – заметил Аполлинер.

– Тогда пешком пойду я! – почти крикнул Амедео. – И тогда вы все можете забыть о нашей дружбе! Навсегда!

Выбор был очевиден. Жакоб осторожно, за ствол, поднял «лебель», и все торопливо удалились.

Теперь возле фонтана Медичи остался лишь Дежан. И он стоял на коленях перед своей жертвой.

Когда шаги затихли, Анж схватился за голову. Какой позор! Теперь ему нет места ни на Холме, ни в Париже. Так или иначе, сначала просочатся слухи о поединке, потом станут известны подробности, а затем и они обрастут сплетнями. В лучшем случае приклеится прозвище «живодер». А Моди с его острым языком, пожалуй, придумает что-нибудь похлеще. К тому же все узнают, как Анж хлопнулся в обморок от звука собственного выстрела.

Художник взвыл, скорчился и повалился рядом с мертвым псом.

Утопиться в этой луже крови, что ли!..

А в фонтане всё равно надежнее…

Его найдут в бассейне к утру. Начнется следствие: шутка ли, труп рядом с Сенатом! Полетят головы полицейских, кто-то лишится должности. Другие начнут искать с неистовым рвением, рано или поздно выйдут на Моди, Аполлинера… Гийому уж точно не нужны неприятности, ведь его прежнее тюремное заключение не забыто. Кроме того, это коснется Холма, отношение полиции к Монмартру ужесточится. Он, Анж, станет еще одним грязным пятном на репутации обитателей XVIII округа.

Есть другие способы покончить с собой.

Решение принято. Дежан захотел встретить смерть подобающим образом. Он сбросил сюртук и снял рубашку. Тщательно прополоскал одежду в водоеме и снова натянул на себя. Прохлада мокрой ткани слегка взбодрила. Художник вытащил из вазона свой пистолет. Оружие сегодня еще пригодится. В последний раз.

Оглядевшись, он заметил, как в траве что-то блеснуло. Еще одна бутылка с кальвадосом, забытая компанией Моди, пришлась как нельзя кстати. Анж осушил ее до половины и закашлялся. Затем, как мог, вырыл голыми руками неглубокую яму и оттащил в нее труп дворняги. Могилу присыпал травой, чтобы не было заметно с первого взгляда. После спрятал пистолет и, тихо пробравшись вдоль ограды, направился к выходу. Он услышал голоса, за деревьями мелькнули мундиры. Жандармы возвращались.

Дежан уже обдумал, что будет делать дальше.

Он вышел на пустынный бульвар Распай и направился к Сене. Его мутило, сильно болело колено, стеснял движения мокрый сюртук.

Что ж, сам виноват, корил себя художник. Но скоро всё закончится. Интересно, он будет испытывать стыд после смерти?..

У дворца Бурбонов Анж остановился и окинул взглядом темную артерию Сены. Часть набережных по обе стороны реки начинал скрывать туман; сквозь марево проступали ребра мостов – Конкорд, Сольферино, Королевского. Вдали, у Ситэ, раздавался едва слышный рокот толпы. В тумане передвигались редкие огоньки. Бесшумно проплыла баржа.

Путь лежал к мосту Александра III. Художник захромал по стреле набережной туда, где поблескивали в лунном свете статуи крылатых коней. Навстречу Анжу двигалась группа рабочих; у переднего в руках горела керосиновая «летучая мышь». Художник переждал за ближайшим углом.

Анж вдруг понял как это – сойти с ума. Пьяная муть в голове рассеялась, но…

Умереть, билось в мозгу, умереть, как можно скорее.

…кецаль…

…каутагуан…

…чальчиуитликуэ…

Бездушная бледная маска висит в пустоте…

Кулачок в красной перчатке раненой птицей бьется в стекло.

Смуглое лицо…

Пританцовывая на больной ноге, безумец запел.

Париж. Суббота, 1 августа 1914 года, 5:40 утра

– Да, было именно так, – послышался голос Орфелины.

Всё вернулось. Он стоял на мосту перед девушкой, облаченной в лунное трико. Воздух вокруг был розовато-серым. Туман за спиной девушки рассеивался, и теперь она стояла в мягком ореоле лучей еще невидимого за горизонтом солнца.