Однако в их глазах не было и тени удивления. Словно сговорившись, солдаты смотрели на них так, будто не видели их, они шагали в колонне по четыре или в шеренге по двое, и ни один ни разу не повернул голову в их сторону. Вновь прибывшим это казалось неестественным. Может быть, они щадят их и поэтому стараются не смотреть сюда? Кому приятно видеть пленных собратьев? А может быть, им приказали не смотреть на них? Как бы там ни было, солдаты делали это совершенно сознательно.

–  Вот отойдут подальше метров на сто и начнут болтать, что мы, мол, люди без чести и совести.

–  Не все болтать будут. Кое-кто и промолчит. Солдаты разные попадаются.

–  Не скажи! Пленных никто никогда не считает за людей.

–  Во время войны, может быть, и так, но теперь, когда Япония проиграла войну и армии уже нет, какое это имеет значение…

–  А ты взгляни на их лица, когда они мимо австралийских солдат проходят. Злые все как один. Недовольны, что у них оружие отобрали. Хвастались же, что японская армия и десять лет продержится!

Пленные с беспокойством ждали дальнейших указаний. Что-то теперь будет с ними? Однако в тот день никаких приказов не последовало. Обед и ужин на пятьдесят два человека им принесли из лагеря солдаты. Значит, там знали, что их пайки кончились утром. Обычно в таких случаях пленным полагается ходить за довольствием в часть самим, но сейчас то ли оттого, что солдаты считали позором, если через их «священные» ворота пройдут красные фуфайки, то ли считая, что пленные не пожелают прийти к ним, солдаты принесли еду сами.

Они молча поставили миски и бак с едой на грубый деревянный стол перед бараком.

–  Миски оставьте у себя. Бак заберем, когда принесем ужин. Вымойте все к тому времени.

Все это было сказано сухо, так, словно солдаты ни к кому конкретно не обращались.

–  Вы из какой части?
– прокричал им вслед Исида.

–  Из N-ской дивизии, - ответил отставший солдат и поспешил за остальными.

–  А когда вас предполагают репатриировать?
– снова крикнул ему вдогонку Исида.

–  Не знаем.
– Солдат бегом припустил за своими.

–  М-да… - прошептал Исида, провожая их взглядом.

–  Обращеньице… Словно с преступниками. А, Исида-сан?
– заметил Есимура.
– А рожи! Будто у охранников, что носят еду в карцер. Вот гады!

–  М-да, что-то я ничего не понимаю, - кивнул Исида.

–  Похоже, нам придется несладко.

Вечером те же солдаты доставили ужин. Лица у них были такие же угрюмые. Пленным даже есть расхотелось.

Обед состоял из риса и кислого бобового супа, в котором плавали баклажаны, на ужин принесли вареную тыкву. По сравнению с прежним лагерем, где давали крольчатину и рыбные консервы, еда была скудной, однако не хуже, чем во время высадки на остров Б.

Так они провели второй день. Три раза приходили солдаты, приносили еду, представители командования дивизии больше не появлялись. Может быть, пленных оставят здесь, в этом бараке? Это было бы прекрасно, так как означало бы, что они не переданы японской армии, а просто останутся ждать здесь прибытия транспорта. Эта надежда окрылила их.

Некоторые даже решили, что их распределили по пятьдесят человек в разные части просто потому, что так легче обеспечить их жильем и питанием.

–  Кубо-сан! А что, если у австралийцев спросить?
– подал голос Такано (впервые с тех пор, как они поселились в этом бараке).
– Не могли бы охранники узнать, в чем дело?

–  М-да… Не знаю, удастся ли нам выяснить что-нибудь. Однако попробуем, - отозвался Кубо.

Двое из охраны всегда отдыхали в маленьком домике. Иногда они приходили к пленным поболтать. Ои - солдат лет сорока - заметил, что если уж они решили спрашивать, то лучше младшего унтер-офицера, который стоит сейчас на часах, не сыщешь. Ои уже удалось побеседовать с ним утром, когда тот заступил на пост.

–  Этот из разговорчивых, - сказал Ои.
– Здорово передразнивал наших солдат, - как они навытяжку перед офицером застывают. Самый для нас подходящий человек!

Было решено, что с унтер-офицером Макколеем - так звали охранника - поговорит Кубо.

Худощавый, невысокий, тщедушный на вид Макколей оказался рьяным противником империализма. Он обрушился на чудовищный формализм, поразительную недемократичность устава и чинопочитание в японской армии. Действительно, в глазах австралийских солдат, которые не привыкли все время стоять навытяжку перед офицерами, японский военный устав выглядел смешным. Макколею, видимо, надоело смотреть, как этот устав продолжают неукоснительно и строго, будто в прежние времена, соблюдать и здесь, в лагере для военнопленных.

–  Да они самые настоящие правоверные фашисты, - сказал Макколей.
– Оружие бросили, а в душе нисколько не изменились.

Кубо объяснил Макколею, чего хотят пленные и попросил узнать у командира части, что ему известно о прибытии транспорта. А может, они считаются окончательно переданными японской армии? Если бы их действительно передали японской армии, то они не хотели бы входить в состав дивизии, а предпочли бы, строго соблюдая дисциплину, жить отдельно, там, где их поместили. Не мог бы командир части содействовать им в этом деле?