— Включая и токулы со всеми запасами?

— Да. Я должен их как следует охранять, хотя они и так крепко заперты.

Как уже упоминалось выше, жилые токулы в поселке не только никогда не запираются, но даже не имеют дверей в полном смысле этого слова. Единственное исключение составляют хижины, где хранятся продукты и разные припасы: они снабжены деревянными дверьми с висячими замками.

— Но у тебя ведь есть ключи? — продолжал свои расспросы фельдфебель.

— Да, перед тем, как отправиться в поход, Абдулмоут вручил их мне.

— Так что же мешает тебе войти внутрь и отсыпать себе из больших бочек дорогого табаку, который курят только Абуль-моут и Абдулмоут, вместо того, чтобы довольствоваться этой отвратительной трухой?

Белюк снова открыл рот и уставился на собеседника, а затем нерешительно произнес:

— Ты думаешь…

— Да, именно это я и думаю! — прервал его фельдфебель.

— Аллахи, валлахи, таллахи! И как я раньше не догадался! Было бы действительно очень хорошо, если бы я мог наполнить мой кисет самым лучшим табаком и притом бесплатно!

— Да разве речь идет только о табаке? Пойми же наконец, ты можешь взять все, что хранится в здешних складах, и это не будет стоить тебе ни единого талера! Ты сотрешь с лица земли поселок Умм-эт-Тимса и заложишь новый.

— Где?

— К югу отсюда, где имеются в достатке дорогие товары и дешевые рабы.

— То есть рядом с ниам-ниам?

— Да. В той местности мы можем обделывать выгодные дела.

Белюк беспокойно ерзал на месте и поминутно крутил головой, стараясь осознать все, что ему говорили. От речей фельдфебеля ему делалось жутко и одновременно он чувствовал, как в его душе разливается невыразимое блаженство. Конечно, нарисованная фельдфебелем перспектива была очень заманчивой, но… Наконец, после долго раздумья он простодушно сказал:

— Пожалуй, если бы я последовал твоему совету, я и вправду мог бы основать поселок, но мне кажется, я недостаточно умен для этого.

— Но для этого у тебя есть я! — возразил фельдфебель. — Я ведь тоже собираюсь участвовать в твоем предприятии!

— Ах, да! Об этом я как-то не подумал!

— Впрочем, таким делаем не нужно долго учиться, они обычно получаются как-то сами собой.

— Правда? — удивился белюк.

— Можешь не сомневаться! К тому же, на тебе и сейчас довольно высокая ответственность: под твоим началом состоит целое селение.

Эти слова возымели неожиданно сильное действие: белюк ударил себя кулаком в грудь и вскричал:

— Да, я комендант поселка! Клянусь Аллахом, это я! И я велю выпороть всякого, кто осмелится это отрицать!

— Я думаю, если Абдулмоут сделал тебя комендантом, значит, он уверен, что ты самый подходящий для этой должности человек. Может быть, он знает тебя даже лучше, чем ты сам!

— Да, да, он знает меня очень-очень хорошо, он знает, на что я способен! Он знает, что я подходящий человек для того, чтобы быть комендантом. Так ты думаешь, что…

— Да, я убежден, что мы оба в самое короткое время станем самыми богатыми и знаменитыми во всей стране ловцами рабов.

— Знаменитым я бы хотел стать, — кивнул белюк, с видимым удовольствием прислушиваясь к словам старика.

— Тогда слушайся меня! Я показал тебе путь к богатству и славе. И если ты еще не до конца понял, какие выгоды тебе сулит мое предложение, то я готов объяснить тебе это. Идем со мной!

— Куда ты? — ошарашенно спросил белюк, увидев, что фельдфебель с достоинством поднимается со своего места.

— Туда, где лежат все припасы и разные товары. Я хочу показать их тебе и вместе с тобой подсчитать их стоимость.

— Хорошо, пойдем! — с готовностью согласился унтер-офицер. — Мне не терпится узнать, насколько богатыми мы станем. Вот здесь, в сумке, у меня есть ключ.

Он схватил фельдфебеля за руку и потянул его за собой. Часовой, естественно, и не подумал стрелять в беглеца, видя, что комендант сам уводит своего пленника.

По дороге навстречу обоим попались несколько солдат из числа тех, кто был занят работой внутри селения. Они с немалым изумлением провожали взглядом фельдфебеля, который, как они знали, должен был находиться в тюрьме, но ни один из них ничего не сказал. В сущности, им было только на руку, что временный начальник оказался не таким суровым, как те, кого он замещал. Однако сам белюк, уже отперев дверь первого токула с запасами, внезапно вспомнил о своих обязанностях и рассердился.

— О, Аллах! — гневно воскликнул он. — Я прикажу выпороть этого пса!

— Кого это? — поинтересовался фельдфебель.

— Тюремного стражника.

— За что?

— За то, что он ослушался моего приказа и не застрелил тебя, когда ты отошел от ямы.

— Но ты же сам увел меня прочь, и он видел это. Конечно же, он подумал, что ты разрешил мне покинуть тюрьму и что, если он теперь выстрелит, это как раз и будет означать неповиновение и даже бунт против коменданта.