Шрифт:
Фиске ужаснулся. Ашер сумасшедший. Мало того, что этот тип уже столько сделал, — оказывается, у него есть готовый проект.
— И сколько же людей дали уже согласие? — спросил он напрямик.
— Видите ли, друг мой, я бы не хотел раскрывать карты, но могу сказать, что один ваш сосед, очень влиятельный человек, уже подписал. — Ашер усмехнулся.
Фиске замер. Вот черт! Кто мог пойти на такой шаг, не оповестив остальных?
— Подписал что? — постарался спросить как можно равнодушнее.
— Разрешение на проведение проектно-изыскательских работ, — с нескрываемым удовлетворением ответил предприниматель.
"Первым делом надо направить в Нью-Лондон юриста, чтобы тот просмотрел все дела по острову за последние годы", — подумал Фиске. А вслух спросил:
— И о каких же деньгах для землевладельцев идет речь?
— Сотни миллионов, — спокойно ответил Ашер.
— Я обдумаю ваше предложение, мистер Ашер.
— Я рад, что вы настроены позитивно, Фиске. Ничего, если я буду вас так называть?
"Ах, осел ты этакий, — подумал Фиске. — Хочешь заманить всех по одному и в один прекрасный день превратить остров в бетонную игровую площадку".
Положив трубку, он уставился в окно. Между башнями небоскребов поблескивала нью-йоркская гавань. Глядя на воду, немного успокоился. Среди бумаг на столе лежало письмо от Нельсона Лауринга, старик тоже просил его позвонить, но только в шесть вечера Фиске смог вернуться к проблемам острова.
Весь день прошел в совещаниях и переговорах. Оказалось, дела в отделении обстоят гораздо хуже, чем ему поначалу показалось, — некоторые сотрудники вообще прекратили работу, в ожидании, когда за нее возьмется новый шеф. Словом, стало предельно ясно — придется потратить немало времени и сил, чтобы создать сплоченную команду.
Сняв трубку, Фиске набрал номер Лауринга на острове, посмотрел в окно на солнце, заходящее за дома, с тоской представил себе, как оно садится в океан на Кинкайде.
— Мой мальчик, спасибо, что позвонил! — обрадовался Нельсон звонку. — У меня к тебе дело.
Прикрыв рукой микрофон, Фиске тяжело вздохнул. Только этого ему не хватало, и так придется работать до глубокой ночи!
— Я не могу дозвониться до Кэти Уилкокс, — продолжил между тем старик. — Помоги мне, пожалуйста, с ней связаться.
Фиске обрадовался. Просьба Нельсона давала возможность под благовидным предлогом снова увидеть Кэти.
— С удовольствием помогу вам! — поспешил он заверить Лауринга.
— Скажи ей, что я нашел целую колонию белых коршунов. Думал, тут всего несколько семей, а обнаружил почти сотню птиц. Ты никогда не видел ничего подобного! Пусть приедет — это необходимо заснять. Передай ей от меня следующую записку…
Несмотря на усталость, Фиске почувствовал возбуждение. Мысленно представил болото, где старый орнитолог нашел колонию. Теперь ему не терпелось сообщить об этом Кэти.
— Хорошо. — Фиске открыл блокнот, приготовился писать. — Я готов, диктуй!
— Значит так: "Дорогая мисс Уилкокс! На острове появилась целая колония коршунов, приблизительно около сотни особей. Не смогли бы Вы прибыть как можно скорее, чтобы сфотографировать их для журнала или, в крайнем случае, лично для меня с соответствующей оплатой. Лиза и я будем рады принять Вас у себя. С нетерпением ждем Вашего ответа". Ну, как звучит?
— Коротко и ясно. Давай адрес.
Старик продиктовал адрес:
— По-моему, это тебе по пути?
— Да, по прямой! — Фиске усмехнулся, и они оба рассмеялись. Его офис находился в другом конце города. — Вечером найду ее.
Через полчаса Фиске уже звонил в старинный звонок дома, где жила Кэти.
Дверь открыла полная женщина с седеющими ярко-рыжими волосами. Она была укутана в вышитую бисером шаль, на каждом пальце руки, придерживающей ее, блестело по кольцу, а на лице было столько косметики, сколько он прежде ни у кого не видел.
— Моя племянница знает вас? — строго спросила женщина, после того как он назвал свое имя и упомянул о деле, по которому пришел.
— Она останавливалась в нашем доме на Кинкайде, — как можно убедительнее проговорил Фиске.
— Можете войти! — соблаговолила впустить его женщина и важно представилась: — Меня зовут Агата Динсмор Уилкокс Парнетт да Силва.
Следуя за ней, Фиске по достоинству оценил старинные подсвечники, отбрасывающие туманный свет на мраморный пол и, очевидно, сохранившиеся еще с тех времен, когда в домах было газовое освещение. После этого он уже не удивлялся, увидев задрапированные стены, на окнах и дверях тяжелые бархатные шторы, мебель красного дерева в викторианском стиле. У каждой из его великих теток была похожая гостиная, поэтому он почувствовал себя как дома.