Красс оживился и, улыбаясь, пошел гостю навстречу. После взаимных приветствий, он взял Цезаря под-руку и прошел с ним в таблинум.

Кликнув рабыню и приказав принесть вина и плодов, он пристально взглянул на Цезаря:

— Скажи, дорогой, не скрывая, что делает Помлей? Гость, застигнутый врасплох коварным вопросом, быстро собрался с мыслями.

— Говорят, он болеет… Но я не бываю в его доме. — Не бываешь?! А накануне салийских торжеств ты

получил от него старинный меч.

Об этом Красс знал от соглядатаев, следивших за каждым шагом Цезаря.

— Верно, — согласился гость, почувствовав ловушку, — желая участвовать в салийских торжествах…

—…как потомок Венеры? Понимаю, — перебил Красс, делая вид, что не замечает краски на лице Цезаря. — Но," дорогой мой, оружие, с которым прыгают жрецы, хранится в недоступном для нас месте, и только с этим оружием разрешается выступать на празднестве…

— Но ведь я не жрец!.. И не имел бы права…

— Понимаю, — кивнул Красс, — тебя допустили, как потомка Венеры.

И опять в его голосе послышалась насмешка. Цезарь гордо поднял голову: в глазах его был вызов.

— Ты не ошибся. Не только как потомка Венеры, но и как потомка царя Анка Марция…

— Гм… И такой потомок — популяр? Я не хвалюсь родством с царями и богамим, а все-таки раньше тебя отошел от популяров…

— Разве Помпей, военачальник Суллы, не на нашей стороне?

— Помпей, Помпей! — побагровев, зарычал Красе — Тщеславная скотина! И если ты с ним заодно, то пасись, прошу тебя, на его поле, а в мое не лезь…

Цезарь засмеялся.

— Ты сердишься, это хорошо, — сказал он, — такой муж способен на подвиг или на великое дело… Говорят, Сулла тебя ценил…

Глаза Красса сверкнули.

— О, император! — вымолвил он со вздохом. — Он заботился о последнем своем ветеране…

— Вспоминая диктатора, — продолжал Цезарь, — я думаю, что муж, идущий к власти, должен брать пример с него…

Красс протянул рабыне кубок, который она наполнила разбавленным вином, и сказал:

— Клянусь Вестой, ты думаешь, что я честолюбив?

— Да. И властолюбив.

— Может быть…

Понизив голос, Цезарь придвинулся к нему: — Оба мы жаждем власти, но я — маленький человек, который добивается квестуры, а ты — муж большой силы, высшей магистратуры и богач. Ты всё можешь. Но я сильнее тебя волей и духом. Я упрям и не привык отступать перед препятствиями. Трудности, возникающие на пути, заставляют меня напрягать силы, чтобы преодолеть их. — Деньги.,. Сколько? — хрипло выговорил Красс.

— Подожди. Знаю, ты их не пожалеешь, хотя тебя и обвиняют в скупости…

Красс пристально смотрел в глаза Цезаря и думал, можно ли ему довериться, а Цезарь, чувствуя, что тот колеблется, поспешил переменить разговор; он спросил, верно ли, что Лукулл одержал новые победы…

Красс, притворяясь, что предложение Цезаря не может иметь цены и важности в жизни такого государственного мужа, каким он считал себя, стал рассказывать о вторжении Лукулла в Армению, о поражении войск Тиграна и осаде Тигранокерты…

— На днях, — заключил он, — сенат получил радостное известие о новом поражении Тиграна и взятии Тигранокерты, а сегодня — о бунте легионов Лукулла, — война надоела, суровость же полководца возбуждает ненависть воинов: вообрази себе — он велит легионариям уважать женщин и не трогать имущества греков.

— Говорят, он стал гордым, как Сулла…

— Говорят, говорят!.. Кто говорит — Помпей? А ты меньше слушай — да поразит его молния Юпитера!

И, помолчав, возобновил прерванную беседу:

— Так ты говоришь — власть? Говоришь — нас двое? Всё это хорошо… Но это дело трудное… Нужно обдумать…

Цезарь слушал, не спуская с него блестящих нетерпеливых глаз, однако сдерживался.

— Денег дам, — продолжал Красс, — чтб серебро? В Аид его не унесешь — утонет ладья Харона, — засмеялся он, — а слава останется навеки, и я буду жить невидимой тенью среди народов, как Александр Македонский, Сократ, Платон, Аристотель…