Успокоившись, таким образом, я снова зевнула, подложила под щеку ладошку, со снисходительной улыбкой вспоминая свои турпоходы в подмосковный лес (сюда бы нашего говорливого инструктора! пусть бы посмотрел, каким бывает настоящий дикий Лес!). Но потом расслабилась и постепенно уснула, даже не ощутив, как в какой-то момент что-то изменилось вокруг, не услышав, как над головой что-то тихо зашептали склонившиеся до земли сосновые ветки, и не почувствовав, как к ногам что-то осторожно прикоснулось, а потом тесно прижалось. Что-то мягкое, теплое и восхитительно живое.

Проснулась я рано, почти с рассветом. И проснулась, что удивительно, сама, хотя обычно мне надо часов до десяти поваляться в постели, чтобы почувствовать себя отдохнувшей. А поскольку на работу надо было тащиться к восьми, то сами понимаете, какой доброй я бывала по утрам. Здесь же — словно заново родилась. Никакой сонливости, никакой вялости в теле. Даже мышцы не болели, понимаете?! Хотя вчера я их неслабо натрудила! В общем, мне отчего-то хотелось глупо улыбаться, скакать по поляне бодрым козликом и орать походные песни, радуясь непонятно чему.

За ночь, вопреки ожиданиям, я ничуть не замерзла и вообще не почувствовала, что спала на голой земле (одеяло не в счет). И это было довольно странно: в Валлионе сейчас начало осени, месяц Цветень по местному календарю, и даже со скидкой на более мягкий, чем в России, климат, я вполне закономерно опасалась стать после первой же ночевки счастливой обладательницей заложенного носа. И пусть зимы здесь не в пример более теплые, пусть снег тут выпадает лишь на северной части территорий, пусть меня выбросило заклятием ближе к центру, где природа даже по ноябрю… ой, простите, Славеню… не теряет сочной зелени, все равно — честно вам скажу: я приятно удивилась.

А потом протянула руку скинуть оказавшийся теплым плащ и удивляться перестала: мирно сопящий Барсик был таким горячим, что от него буквально жар шел. Настоящая печка. После чего мне стало, наконец, ясно, почему я так и не сумела замерзнуть: шейри лежал смирно, свернувшись калачиком у меня под животом, и тихо сопел, блаженно закрыв глаза и даже, кажется, немного подмурлыкивая. Сейчас он выглядел милым и почти домашним зверьком, ничуть не напоминая то взъерошенное, встопорщенное и озлобленное существо, которым я его вчера запомнила.

Я осторожно приподнялась и нерешительно поскребла кошачий затылок.

Мурлыканье в ответ стало громче и отчетливей. Ну, надо же…

Я немного приободрилась и почесала уже за ухом, надеясь, что не получу в ответ сразу двадцатью когтями по руке. Потом, наконец, совсем осмелела и погладила лоснящуюся шерсть.

— Барсик?

Реакция у кота оказалась отменной — подпрыгнув, как ужаленный, он с громким шипением взвился чуть ли не на полметра в воздух. Увидел меня. Понял, что происходит. И с таким свирепым мявом метнулся в сторону, что я даже опешила.

Бог мой, да что с ним такое? Будто кипятком его ошпарили. Неужто я ему ТАК сильно не нравлюсь?!

Кот, отпрыгнув на край поляны и отгородившись от меня давно прогоревшим костром, юркнул в траву. Мне показалось, опять сбежит, махнув на прощанье роскошным лемурьим хвостом, однако он почему-то не стал. Только спрятался в местном варианте осоки, выставил оттуда недовольную морду и так гневно сверкнул желтыми глазищами, что я нахмурилась.

— Ну? И что на тебя нашло?

Тихое шипение в ответ.

— Что я тебе такого сделала?

Шипение стало громче, а взгляд — еще более яростным и лютым.

— Чего рычишь? — раздраженно спросила я, поднимаясь и отряхивая покрывшийся за ночь иголками плащ. — Я тебя, между прочим, с собой не звала. Не хочешь — скатертью дорожка. Без тебя проблем хватает. То ты прячешься по полдня в лесу, то кашу мою жрешь без разрешения, то вопишь, едва дотронусь, и близко не подпускаешь, будто я тебя на живодерню сдать обещала… а потом под бок пристраиваешься, будто так и надо? Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь? Нет?

Кот утробно заворчал, по-прежнему не отрывая от меня горящего взгляда.

— Тогда, может, хоть сейчас определишься? — уставилась я на него.

Молчание.

— Слушай, — вздохнула я, отбросив плащ на слегка помявшийся мешок, использованный ночью вместо подушки. — Мне это не нравится. И ты мне не нравишься тоже. Моя персона, я так полагаю, тебя также не радует. Так, может, не будем портить друг другу жизнь? Может, разойдемся по-хорошему? Как в море — корабли? И не делай вид, что не понимаешь — я знаю, что это не так: Айна предупредила. Так что скажешь? Будем сотрудничать или нет?