Секундой позже в заколоченные окна ударило чем-то тяжелым, в стороны упруго брызнула щепа от разлетевшихся вдребезги досок, которые не стали для нападавших ни малейшей преградой. Затем страшно содрогнулась входная дверь, опасно прогнулась, треснула по всей длине, однако первый натиск она все-таки удержала. Почти одновременно с этим с заднего двора раздался второй мощный удар, послышался обреченный хруст, более слабая створка там жалко просела, и в открывшийся проем жадно просунулась могучая когтистая лапа.

Стрелы свистнули почти одновременно, чуть позже их догнали арбалетные болты, и первые мохнатые тела буквально отшвырнуло от окон. Снаружи раздался слаженный вопль боли, шум от падения раненых и убитых, истошный рев, но странных волков это не остановило - они с остервенением ринулись вперед, жарко дыша, хрипя, разбрызгивая слюну и с неистовством берсерков протискиваясь внутрь.

Снова пропели похоронную песнь эльфийские луки. И снова им вторили механические собратья с лестницы - возницы времени даром не теряли: пока одни стреляли, другие торопливо перезаряжали арбалеты. Просторная горница мгновенно наполнилась отчаянным визгом умирающих хищников, злыми окриками людей, тихим свистом сабель и пронзительным звоном мечей, смешанные с отвратительными звуками разрубаемой плоти, скрежетом металла по крепким костям, сочным чавканьем крови под ногами и первыми стонами раненых, которым вторил бешеный рев неистовствующего у кромки леса оборотня. И, слыша этот властный голос, волки, как безумные, все рвались и рвались в дом, к живому теплу, к горячим телам, свежей крови. Не обращая внимания ни на боль, ни на раны, ни даже на льющуюся широким потоком по полу красную реку. Только бы добраться, допрыгнуть, сомкнуть мощные челюсти на чужом горле. Смерть, смерть, смерть...

Не в силах противиться этому зову, они послушно шли вперед.

Дядько широко расставил ноги на ставшем скользком полу и без устали вертел огромным клинком, чуть не в одиночку удерживая заднюю дверь от неистового напора извне. Проем то и дело заполнялся мертвыми и умирающими телами, норовя перекрыть доступ нападающим. Но новые волки, накатывающиеся бесконечными волнами, словно повинуясь чужому приказу, в мгновение ока расчищали себе дорогу. Они зубами оттаскивали погибающих или уже погибших зверей в стороны, с рыком отбрасывали и со злостью швыряли за спины, но только для того, чтобы ринуться на упрямого смертного самим.

Пока что неутомимый Страж держался, позволяя ждущим позади людям слегка перевести дух и приготовиться к бою. Его руки без устали порхали, легко удерживая на весу массивный клинок, серые глаза оставались опасно спокойными, а на губах то и дело мелькала легкая улыбка, будто он знал что-то такое, о чем остальные пока не имели никакого понятия.

Таррэн краем глаза проследил за его экономными, отточенными и скупыми движениями, но очень скоро признал, что, пожалуй, такого бойца не стыдно и своим представить. А то, что он умудрялся творить с громадным мечом, вообще не поддавалось никакому описанию: тот летал по воздуху, словно бабочка, окружив хозяина сплошной стальной стеной. И успевал не только обрубить все конечности и неумные головы, рискнувшие сунуться внутрь серебристого вихря, но и делал это с такой непринужденной легкостью, будто перед ним были не живые тела с костями и тугой плотью, а бумажная бутафория. Седой еще даже не вспотел! Только с ног до головы вымазался в крови, будто мясник на бойне, да стал дышать поглубже. И все.

Эльф удовлетворенно кивнул, признавая за Стражем право лучшего спутника среди смертных, о котором в Серых Пределах можно только мечтать, и успокоено отвернулся. Здесь, как он только что убедился, справятся без его помощи, а вот у остальных дела шли не так хорошо. Пора бы и подсобить... Темный спустил в окно последнюю стрелу и, отбросив бесполезный лук, легко спрыгнул на загаженный пол, устланный кусками изуродованных тел, обрубками конечностей и залитый кровью чуть не по щиколотки. Шум стоял вокруг такой, что с непривычки закладывало уши, но он даже не поморщился: выхватив парные клинки, шагнул ко второй двери и, оттеснив тяжело дышащего Гаррона, спокойно сказал:

– В сторону.

Южанин молча повиновался, послушно отступив от заваленного телами проема и давая "послу" редкую возможность поработать на смертных. А едва тот перегородил единственный вход, устало привалился к стене и жадно глотнул душный, спертый, наполненный запахом смерти воздух. Торк! До чего же много собралось тварей! Если бы люди стояли сейчас на стенах, их давно перебили бы поодиночке, потому что такую лавину невозможно сдержать силами небольшого отряда. Пускай воины тут собрались отменные (до сих пор ни одного не потеряли!), но запас стрел был далеко не бесконечным и уже подходил к концу, а схватиться в рукопашную с несколькими сотнями чрезвычайно умных и быстро учащихся монстров ему самому, например, не шибко хотелось. В доме у них хотя бы появился шанс, а вот снаружи, будучи разбросанными вдоль длинной, но ненадежной стены...

Гаррон утерся рукавом, нещадно размазав по лицу чужую кровь, и с растущим восхищением посмотрел на сменившего его эльфа - Таррэн словно врос в пол, не уступив проклятым тварям, остервенело лезущим внутрь, ни пяди земли, ни крохотной щелочки. Не дал ни единой возможности сунуть внутрь жадные морды. Стоял, как влитой, переступая ногами только для того, чтобы не споткнуться об очередное мертвое тело, которых образовывалось перед ним так много, словно волков косил страшный мор. Точнее, сразу два мора, которые носили скромные имена: сак`раши и с`сирташи. Оба клинка порхали в его руках так быстро, что изумленно застывшие люди даже не успевали понять, где заканчивал короткую дугу один и начинал второй. Но самое удивительное было в том, что они... пели. На самом деле, пели! Какую-то тихую, печальную, но вместе с тем невыразимо прекрасную песнь - гимн смерти тем несчастным, кому не повезло попасть под их отточенные острия. На людей безостановочно летели горячие алые капли, брызгало чем-то липким и совсем мерзким, заставляя отворачиваться и брезгливо сплевывать. Мощные волчьи тела разлетались на части, как непрочные тряпки, прямо в прыжке, а он все рубил и рубил. И при этом дышал по-прежнему ровно, спокойно, размеренно, но двигался так стремительно и так завораживающе красиво, что Гаррон вдруг почувствовал зависть к проклятому бессмертному, который даже сейчас, перед угрозой смерти выглядел, как юный бог, неожиданно спустившийся с небес. А еще, наконец, ему стало ясно, почему Темные во все века слыли непревзойденными бойцами, превосходя в этом искусством даже Светлых собратьев. Почему когда-то они посчитали себя вправе владеть целым миром, рискнув ради этого очень и очень многим, почему слыли жуткими снобами и бесконечно презирали несовершенных и таких медлительных смертных. Торк! Да они имели на это полное право! Идеальны во всем! Прирожденные лидеры!

В этот же момент потрясенный безупречной работой Таррэна Гаррон вдруг с потрясающей ясностью осознал и то, что один единственный эльф, скромно путешествующий с караваном под видом обычного посла, вполне способен разогнать охрану этого самого каравана, при том ничуть не запыхавшись и даже не устав. Совершенный боец. Прекрасный. Стремительный. Смертельно опасный. ОЧЕНЬ страшный противник. Но сейчас он почему-то берег его жизнь, как и жизни многих других, хотя вполне мог бы не делать этого.