Однако и родители, и тренеры постоянно долбили ей голову разговорами о высшем образовании. Сначала она отмахивалась, но со временем, присмотревшись к другим спортсменам и к жизни вообще, поняла, что они правы. Дорога была проторенной: институт физкультуры параллельно с занятиями спортом, потом, после завершения выступлений, тренерство. Так поступали очень многие.

Учеба в институте давалась легко, Анна даже удивлялась этому, помня свои постоянные школьные тройки. К четвертому курсу она уже играла в сборной страны, и будущее казалось ей понятным и предопределенным. Кто же мог предположить, что перемены в политике и экономике приведут к постепенному умиранию спорта… Все стало дорого, и за все надо было платить: за аренду зала для тренировок, за аренду спортбазы для сборов, а уж сколько стоили билеты на поезд или самолет, чтобы вывезти куда-то команду, лучше и не говорить. Вместе с количеством спортивных секций стремительно падало и количество требующихся тренеров.

Так и вышло, что, получив диплом о высшем образовании и став слишком «старой» для выступлений в составе сборной, Аня Лазарева в двадцать семь лет оказалась никому не нужна. Ни спорту, ни какому-либо другому виду деятельности, ибо ничего не умела, кроме как играть в баскетбол.

Она почувствовала себя обманутой. С пятнадцати лет все свое время и силы она отдавала баскетболу, она и не жила, по большому счету, а только функционировала как бегающий, прыгающий и забрасывающий мячи механизм. Двенадцать лет выброшены псу под хвост. Ни семьи, ни ребенка, ни профессии, ни денег – ничего. За плечами только спортивные награды, любовные разочарования и несколько абортов. А дальше что?

Первая депрессия была длительной и тяжелой, Анна пыталась отравиться, но родители раньше времени вернулись домой с дачи и успели вызвать «Скорую». Испугавшись психиатрического лечения, которое неминуемо следует за попытками покончить с собой, она все отрицала, уверяла врачей в своем неизменном жизнелюбии, благодарила их за спасение и отчаянно лгала насчет того, зачем приняла такое количество таблеток. Шел девяносто четвертый год, настроение всеобщего безразличия к чужой беде охватило к тому времени и систему бесплатного здравоохранения, тем более и лекарств не хватало, и корпуса больничные давно находились в аварийном состоянии, так что класть новых больных было некуда, короче, Анну отпустили с миром и без всякого лечения.

Спустя несколько месяцев депрессия повторилась, и снова была попытка суицида, и снова неудачная. На этот раз спасло Анну не возвращение родителей, а недобросовестность человека, у которого она покупала таблетки. Во флаконе было пятьдесят таблеток, но только восемь из них соответствовали этикетке, а остальные были, как говорится, «из другой оперы», к тому же с давно прошедшим сроком годности. И снова обошлось без официальной медицины, правда, перепуганные родители все-таки пригласили домой частнопрактикующего психиатра, который ничего толкового не сказал, кроме сакраментального: «Ей нужно чем-нибудь заняться. Хоть работой, хоть семьей». После его ухода Анна, придя в бешенство, била посуду, хлопала дверьми и орала на родителей как резаная, запрещая им соваться в свою жизнь.

– Хватит и того, что вы в пятнадцать лет запихнули меня в этот кретинский баскетбол! – кричала она, сверкая глазами. – Лучше бы сделали мне пластическую операцию, морду мне поправили, тогда я бы уже давно была замужем и жила как все! Лучше бы наняли мне репетиторов, чтобы я поступила в человеческий институт, тогда у меня хотя бы профессия была в руках! А вы сунули меня в спорт, сбагрили с рук и обрадовались, да еще и институт присоветовали, который никому сегодня не нужен! Искалечили мне всю жизнь, а теперь пытаетесь в психушку отправить? Не выйдет!!!

Приступ ярости утих, а через несколько дней Анна через знакомых устроилась в фирму «Метропресс», торгующую газетами и журналами. Это действительно ее отвлекло, и снова все мысли ее повернулись к ожиданию прекрасного принца. Семья ее не бедствовала, а дополнительный заработок дал ей возможность тщательно ухаживать за собой, посещая косметический салон, чтобы всегда выглядеть пусть не обворожительной, но хотя бы холеной. Периодически в ее жизни появлялись какие-то мужчины, но манера вцепляться в них и повисать на шее, вымогать признания и делать подарки приводила к одному и тому же: кавалеры быстро сбегали. Женщина, которая по сути своей могла бы быть и превосходной женой, и страстной и преданной любовницей, отталкивала их своей привязчивостью и назойливостью, внушая самый настоящий ужас.

И каждый раз Анна приходила в отчаяние, рыдала, впадала то в бешенство, то в апатию, хотела убить неверного возлюбленного или покончить с собой. Потом успокаивалась и терпеливо ждала следующего случая, так и не поняв, в чем же корень всех ее неудач. Ей и в голову не приходило, что все зло в ней самой и нужно менять привычную манеру поведения с мужчинами.

Внезапное появление в ее жизни красивого журналиста по имени Михаил было так похоже на придуманную ею же сказку про прекрасного принца! Высокий, модно и дорого одетый, разбирающийся в литературе, дарящий цветы – все это походило на ставший явью кинофильм, который Анна мысленно смотрела сотни раз. Потому и исчезновение поклонника было воспринято ею как мировая катастрофа. Ведь сон уже начал сбываться…

А вот странный мужчина по имени Евгений Ильич никакой сказкой предусмотрен не был. Сколько бы ни мечтала Анна Лазарева о счастливой любви, никогда в этих мечтах даже не мелькал среднего роста немолодой мужчина, который в буквальном смысле подберет ее, рыдающую и опухшую от слез, в вечернем метро. И может быть, именно эта «непредусмотренность», «невымечтанность» нового знакомого позволила Анне быть с ним естественной хотя бы в первые часы, не вешаться ему на шею, а настойчиво просить уйти.