На это один из немного ученых вот какую еще выразил мысль: мытарства представляются чем-то страшным; а ведь очень возможно, что бесы, вместо страшного, представляют нечто прелестное. Обольстительно-прелестное, по всем видам страстей, представляют они проходящей душе одно за другим. Когда из сердца, в продолжении земной жизни, изгнаны страсти и насаждены противоположные им добродетели, тогда что ни представляй прелестного, душа, не имеющая никакого сочувствия к тому, минует то, отвращаясь от того с омерзением. А когда сердце не очищено, тогда к какой страсти наиболее питает оно сочувствие, на то душа и бросается там. Бесы и берут ее будто друзья, а потом уж знают, куда ее девать. Значит, очень сомнительно, чтобы душа, пока в ней остаются еще сочувствия к предметам каких либо страстей, не постыдилась на мытарствах. Постыждение здесь в том, что душа сама бросается в ад».

Очень интересная мысль. По ней, мытарства — это испытание духовного состояния души перед лицом страстных дьявольских искушений. Оказывается, душа сама бросается в ад, и это происходит по причине тех страстей, которым душа добровольно отдавалась в земной жизни.

Мысль свт. Феофана, по-существу, исходит из наставлений преподобного Антония Великого. Приведу его замечательные слова: «Бог благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая благословенным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает однакож, как Он (будучи таков) о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостивым к ним; то на сие надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтоб Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих.

Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение в грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения» [50] .

То есть, когда мы ведем жизнь правильную (т. е. праведную), живем по заповедям и каемся в их нарушении, то наш дух, соединяется с Духом Божиим, и нам бывает благо. Когда же поступаем против совести, нарушаем заповеди, то дух наш становится подобным демонам-мучителям, и соответственно степени нашего добровольного подчинения греху на земле, душа там естественно влечется к ним и подчиняется их жестокой власти. В одном из своих писем игумен Никон (Воробьев) так писал: «Демоны горды и овладевают гордецами, значит, надо нам смириться. Демоны гневливы, значит, надо нам приобретать кротость, чтобы они не овладели нами, как своими по душе. Демоны злопамятны, немилосердны, значит, нам надо скорее прощать и мириться с обидевшими и быть ко всем милостивыми. И так во всем.

Надо подавлять в своей душе бесовские свойства, а насаждать ангельские, которые указаны в святом Евангелии.

Если после смерти будет в душе нашей больше бесовского, то бесы овладеют нами. Если же мы еще здесь осознаем свои бесовские качества, будем просить за них прощения от Господа и сами будем всем прощать, то Господь простит нам, уничтожит в нас все дурное и не даст в руки бесов» [51] . Мысль понятная: не Бог наказывает нас за грехи, и не демоны по своему произволу мучают за них, а мы сами своими страстями отдаемся в руки мучителей. И тогда начинается их безумная «работа». Соблазняя душу разными грехами и думая, что погубят ее, они в действительности этими соблазнами открывают душе ее духовные болезни, страсти, которые она, по нерадению, в земной жизни и не видела. Тем самым, демоны, желая причинить душе вред, оказывают ей великую пользу. Ибо спасение только в том случае и возможно, когда душа увидит свои грехи и страсти и поймет всю необходимость Бога-Спасителя. Именно в этом и убеждается падшая душа на мытарствах, это и становится залогом ее исцеления по молитвам родных, молитвам Церкви. То есть, повторяем, мытарства для порабощенной души оказываются своего рода необходимыми врачевствами, выявляющими ее духовные болезни — таков премудрый и любвеобильный промысл Божий! Святой Исаак Сирин, великий подвижник VII века, писал в связи с этим: Бог «ничего не делает ради возмездия, но взирает на пользу, которая должна произойти от Его действий. Одним из таких предметов является геенна.

Что касается меня, то я думаю, что Он намеревается показать чудный исход и действие великого и неизъяснимого милосердия … в отношении этого установленного Им тяжкого мучения, чтобы благодаря этому еще более было явлено богатство любви Его, сила Его и мудрость Его, а также сокрушительная сила волн благости Его. Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби — тех, о ком Он знал прежде их создания во что они превратятся после сотворения, и которых Он все-таки сотворил» [52] . Мытарства, таким образом, есть даруемое Божьим милосердием (а не гневом, не наказанием) последнее промыслительное средство, благодаря которому человек, познавший себя — кто он есть на самом деле, а не в своем мечтательном воображении — становится способным к непадательному восприятию Царства Небесного.

На каждой ступени мытарств личность познает степень власти соответствующей страсти над душой. И тот, кто не боролся со своей страстью (своими страстями), кто подчинялся ей, жил ею, отдавал ей все свои силы — падает, срывается на мытарствах. Но вот что интересно. Это падение (или, напротив, безболезненное прохождение мытарства) определяются не волей личности, а тем духовным состоянием, которое приобрел человек в земной жизни. Личность здесь уже не в состоянии сделать выбор — он определяется естественным действием преобладающего в ней духа. Игумения Арсения, одна из замечательных подвижниц рубежа 20-го столетия (+1905), писала: ««Когда человек живёт земною жизнью, то он не может познавать насколько дух его находится в порабощении, в зависимости от другого духа, не может этого вполне познавать потому, что у него есть воля, которой он действует как когда хочет. Но когда со смертью отнимется воля, тогда душа увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души, которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы» [53] . Святитель Игнатий несколько ранее писал то же самое: «Преисподние темницы представляют странное и страшное уничтожение жизни при сохранении жизни. Там полное прекращение всякой деятельности; там — одно страдание» [54] .

Что означает «отнимется воля»? На примере множества людей (а разумный найдет среди них прежде всего себя) можно видеть, как греховная страсть способна поработить человека, отнять у него волю — не как свойство души, но как способность к решимости что-либо изменить. Об этом говорил преподобный Серафим Саровский, когда объяснял, почему сейчас не стало святых — не стало у современных христиан решимости жить по заповедям Евангелия. Происходит это порабощение, увы, просто. Когда мы не боремся с малыми искушениями, не противостоим им, то тем самым постепенно ослабляем свою волю и, в конце концов, парализуем ее. Это можно часто наблюдать в окружающей жизни.