Он же говорил ей вслед, довольно ероша бороду:

— Хорошо, хорошо-с! Эту склонность вашу ядовитые грибы собирать для каких-то тайных и неведомых целей я намотаю на ус!..

Впрочем, запас игривости у доктора Вознесенского был достаточно обширен, чтобы мог он без остатка весь выливаться только на одну старуху Уточкину.

Так, встав однажды раньше звонка и убедясь, что водопровод в уборной не дает воды (это случалось иногда здесь с водопроводом), доктор пошел умываться к реке, а умывшись, захотел посидеть на скамейке, но зеленые скамейки были в сильной утренней росе. Доктор старательно вытер одну из них, небольшую, газетой, бросил газету в реку и только что хотел было усесться, когда заметил подходившего с полотенцем Дегтярева.

— Вот история: нет воды в умывальниках, — пожаловался, подходя, Дегтярев. — Подумал-подумал и решил идти к реке умываться.

— Подумайте еще и над этим явлением, — указал ему на сухую скамейку Вознесенский. — Видите, она уже высохла, а эти все еще мокрые… Почему так?.. Ведь они одинаково отстоят от солнца!

— Гм… Совершенно верно, — задумался Дегтярев. — Так же бывает и со снегом, когда он тает. На вспаханной земле, например, он тает скорее, чем на луговой… Да… Странно, очень странно…

Вслед за Дегтяревым также с полотенцами подошли еще двое пожилых (пожилые вставали вообще гораздо раньше молодежи), и вот уже трое начали думать над странным явлением, и кто-то припомнил даже из физики скрытую теплоту тел, а другой указал на то, что эта скамейка стоит параллельно реке, в то время как другие к ней перпендикулярны.

Решение вопроса было отложено до следующего утра, когда можно было продолжить наблюдения, но и на следующее утро доктор не поленился встать раньше других, насухо вытереть ту же скамейку и скромно уйти, чтобы издали наблюдать за кучкой думающих над нею старичков и лукаво ерошить бороду.

К одному из таких задумчивых, однажды упорно глядящему на ровные темные ели парка, доктор подошел, как будто осененный необыкновенной мыслью, и сказал, взяв его за локоть:

— Вот тема: «Прямизна хвойных деревьев как великий фактор прогресса»… А?.. Не правда ли, тема?

— Да-а!.. Да, да… Это — тема! — сразу воодушевился задумчивый. — Что бы делали люди, если бы все деревья были, как, скажем, приполярная кривая береза или же… или же, как саксаул в Туркестане?

— Та-бу-рет-ки даже не могли бы сделать, не то что кораблей-гигантов или вот подобного этому дома!.. И как бы возможен был тогда прогресс? — с напускным жаром поддерживал доктор, наблюдая собеседника белесыми глазками, притаившимися лукаво в узеньких щелях тяжелых век.

Однажды утром он подсунул Ландышевой меню:

— Прочитайте-ка!

— Да я уж читала, — отозвалась та.

— И?.. Что вы там такое нашли?

— Например?.. В каком именно смысле?

— Что на обед на второе?

— Кажется, беф-строганов.

— Напрасно вам это кажется!.. Прочитайте-ка вы! — сунул он листок Алянчиковой.

— Конечно, беф-строганов, — сказала и та, едва скользнув по листу глазами.

Потом листок обошел весь стол, и все подняли непонимающие глаза на Вознесенского, но он казался тоже весьма изумленным и сказал уныло:

— На листочке написало «бевстрогов», и никто не видит в этом ошибки… Теперь и я буду писать вместо oleum ricini [2] оподельдок!

Часто из дома отдыха в Москву ходил грузовик полуторатонка и привозил оттуда мясные туши, мешки с мукою и прочее, что нужно было для кухни, а раз в неделю ездили за постоянным врачом на станцию, для чего впрягали рыжего рослого коня в коляску. Впрочем, болели отдыхающие только ангиной, и врачу приходилось прописывать им только полоскания.

Телеграммы сюда передавались с слободской почтовой конторы по телефону, и однажды таким образом передана была телеграмма Вознесенскому, что он экстренно вызывается в Москву, в ту больницу, где работал и жил.

— Что за спешка, когда я числюсь ведь в отпуску?.. И почему именно телеграмма, когда можно было позвонить из Москвы по телефону и объяснить, что такое? — удивленно и рассерженно даже спрашивал доктор того, кто был ближе к нему в эту минуту, — монтера Костю, чинившего раковину умывальника и проходившего мимо него с инструментами. Костя только пожал плечами и улыбнулся.

На отходившем как раз в это время грузовике доктор поехал в Москву и не приезжал два дня.

День был дождливый, но теплый, а к вечеру перестал и дождь, разошлись тучи, — вечер выдался мягкий и тихий. Из дома отдыха все отдыхающие высыпали на свежий воздух, и многие видели, как старуха Уточкина гуляла с высоким, даже повыше ее, но сутулым человеком, старым на вид, таким же, как она, большелобым, скуластым. Гуляли они и по аллеям парка и вдоль берега реки, а кое-кто заметил, что больше говорила старуха, чем ее посетитель, который почтительно к ней нагибался и часто кивал головою, как кивают, желая показать, что поняли и совершенно согласны.