«Посмотрим, красавчик, каков ты в работе, — подумал Максим. — Морда противная, по такой бить приятно».

Он сосредоточился, сделал пару сильных вдохов и выдохов, а затем нанес серию молниеносных прямых ударов ногой в голову и грудь искусственного спарринг-партнера. Затем последовало несколько боковых ударов и в завершение — эффектная связка, поэтически названная мастерами восточных единоборств «маленький дракон прокладывает путь, большой дракон бьет хвостом». Иными словами, сокрушительный прямой удар ногой и размашистый, хлесткий удар ногой с разворотом.

Новый тренажер с честью держал экзамен. Еще минут двадцать Максим отрабатывал всевозможные коварные способы нападения и в завершение дружески потрепал манекен по эластичной макушке:

— Молодец, сгодишься.

Тренировку можно было считать практически законченной — оставалось лишь немного поработать над прессом, когда раздался противный резкий звонок. Звонили в дверь — долго, тревожно, словно палец нежданного гостя прилип к кнопке электрического звонка.

«Это не свои, кто-то посторонний, — недовольно подумал Максим. — Зачем только такой шум устраивать?» И, подтягивая сползавшие спортивные шорты, бросился в коридор навстречу нетерпеливому посетителю. Даже не посмотрев в глазок, он резко распахнул дверь, собираясь объяснить утреннему пришельцу, что так вести себя не стоит Но, сделав шаг вперед, замер на пороге. Затем сдавленным голосом поинтересовался:

— Виолетта Никодимовна, что случилось? На вас лица нет!

Перед ним стояла маленькая худенькая старушка с несчастным заплаканным лицом. Такой свою соседку, всегда бодрую, жизнерадостную, оптимистичную, Печерников видел впервые и потому немного растерялся.

— Ой, Максимушка, беда у меня! Такая беда! Внучка пропала, не знаю, куда бежать, где искать. Совсем растерялась. Максим, помоги мне! Господи, что мне делать?!

Зная, что в подобных ситуациях необходимо проявить некоторую жесткость, Печерников аккуратно, но твердо взял гостью за локоть и громко, внушительно сказал:

— Вы только не волнуйтесь. Она взрослая, самостоятельная девушка. Найдется, никуда не денется.

— Ее нет уже двое суток!

— Ерунда, всякое бывает. Задержалась где-то, у подруги на даче осталась, у приятеля дома…

— Нет, я чувствую, с ней произошло что-то ужасное.

— Что такого ужасного, по-вашему, с ней могло случиться?

— Ее могли убить, — выпалила гостья и заплакала.

Войдя в светлую, чистенькую палату, Бублейников с облегчением вздохнул. По дороге он долго сомневался — покупать ему цветы или не стоит. С одной стороны, вроде бы надо — все-таки ехал к женщине, с которой, если повезет, придется довольно долго работать. Но с другой… Если она лежит пластом на больничной койке, похожая на желтую высохшую мумию с провалившимся ртом и блуждающим безумным взглядом, то положенный к изголовью букет может показаться символом не встречи, а последнего прощания.

Однако Ольга Святославовна Дымова, вопреки опасениям, произвела на него благоприятное впечатление.

И очень сильное! Конечно, сейчас ее лицо покрывали сотни морщин, но с первого же взгляда становилось понятно, до чего красивой она была в молодости. А какой рисунок губ и разлет бровей! Конечно, губы выцвели, а брови стали тонюсенькими, но сила, вложенная в ее внешность природой, никуда не делась.

Дымова сидела у окна в специальном кресле и читала толстый глянцевый журнал, чудом удерживая очки на кончике острого носа. Рядом находился столик, накрытый к чаю. Старушенция подняла голову и широко улыбнулась, продемонстрировав качественную работу своего протезиста.

— Проходите, проходите, очень рада, — произнесла она звучным низким голосом. — Мне Наденька передала, что она с вами разговаривала. Да еще из издательства звонили. Присаживайтесь.

Она указала рукой на стоящий тут же мягкий стул. Рука была высохшей и казалась слабой, но ничуточки не тряслась.

— Молодой человек, — напомнил о своем присутствии лечащий врач, — помните, о чем мы с вами договаривались.

— Да, пожалуйста, — эхом подхватила суровая Надежда Валерьевна, племянница. — Будьте пунктуальны, пожалуйста.

На вид племяннице давно перевалило за шестьдесят, у нее было зеленоватого цвета недоброе лицо, а на голове красовался пук седых волос с воткнутой в него длинной деревянной шпилькой.

— Доктор, не волнуйтесь, можете спокойно заниматься другими пациентами. И ты, Надюша, сходи, прогуляйся, пока мы с юношей делом будем заниматься.

Формулировки были мягкими, но в голосе бабушки звучали властные нотки. Чувствовалось, что большую часть прожитых девяносто пяти лет эта женщина командовала людьми и принимала ответственные решения. Лечащий врач и Надежда Валерьевна безропотно подчинились и, не сказав более ни слова, вышли из палаты. Бублейникову, правда, показалось, что на лицах у них застыло плохо скрытое раздражение. Впрочем, он мог и ошибиться.

— Итак, — заговорила Дымова после того, как дверь за доктором и племянницей закрылась. — Как вас зовут?

И уставилась на гостя живыми и пронзительными черными глазами.

— Леонид, — представился Бублейников. — Можно без отчества.

— Конечно, — ласково сказала Дымова. — Какое счастье, когда человек может запросто сказать — без отчества. Я вот, к сожалению, не могу предложить назвать себя по имени. Годы, знаете ли, годы. Скажите, вы не будете возражать, если я стану называть вас Ленечкой? Вы мне во внуки годитесь, даже в правнуки. А у меня, знаете…