Шрифт:
– Замполит!
– М-м? – подскочил тот от неожиданности.
– Ты там чего карябаешь в блокнотике своем?
Яша покраснел. Он вообще краснел по любому поводу, что доставляло Харченко особенное удовольствие.
– Никак доклад в политотдел фронта строчишь по старой-то привычке?
– Да что вы, товарищ майор? То есть никак нет…
– Ну, и что ж тогда?
Яша покраснел еще больше.
– Девке, что ль, какой пишешь? Так на то сеансы грависвязи бывают. Да и откуда у тебя тут девка-то? Неужто успел уже отметиться? – добродушно заржал он.
– Я это…
– Ну что телишься, как кошка перед родами!
– Я гимн нашего батальона сочиняю, товарищ майор.
– Чего? – Харченко удивился так, что брови едва до края волос не поднялись.
– Гимн…
– А чем тебя «Интернационал» не устраивает? Или новый Гимн Советского Союза?
– Так мы же сейчас не в Советском Союзе…
– Замполит! Ты мне это брось. Где мы, там, стало быть, и Советский Союз. Мы на самой его передовой были, есть и будем. Понял?
– Понял… Но хотелось и нашу собственную песню сочинить.
– Нашу песню… Ладно, пусть будет наша песня. Споешь, что ты там насочинял?
– Я еще с мелодией не совсем, товарищ майор… Да и со стихами пока тоже не очень.
– Пой, Финкельштейн, не стесняйся, – поддержал особиста развалившийся на удобном эргономичном диване Ильченко. Как-то так получилось, что в последнее время между офицерами батальона образовалась более неформальная обстановка, нежели там, в прошлом. Никто не вскакивал, когда входили старшие по званию, но особо и не фамильярничал, конечно.
– У меня со слухом проблемы, тащ…
– А я тебе, как старший по званию, приказываю. Ага?
И Яша запел. Слуха у него действительно не было, зато голос оказался басовитым:
Бойцы идут по звездам, Штыки уходят в бой. Там будет все не просто, Но мы придем домой. Не все – а это значит, Что те, кто не придет, Останутся на звездах. Их вечность – небосвод.Внезапно Харченко перебил его:
– «Мы – молодая гвардия рабочих и крестьян!»
Парень замолчал, недоуменно захлопав глазами.
– Замполит! Ты ж песню из кинофильма спер! Помнишь, картина такая была, «Как закалялась сталь», называлась?
Яша смущенно прогудел в ответ:
– Ничего я не пер, то есть не крал, тащ майор, говорю ж, просто слуха нет…
Харченко отмахнулся:
– В общем, ты это… Гимн – идея хорошая, считай, я одобрил. Слова давай сочиняй, а с музыкой чего-нибудь придумаем. В батальоне и баянистов, и гитаристов хватает. Да и у местных с музицированием все в полном ажуре. Ладно, ты сначала весь текст представь, а уж там разберемся.
Финкельштейн кивнул и снова зачеркал стилусом по поверхности планшета, а майор Харченко, плюхнувшись в кресло, стал блаженно внимать волшебным звукам ансамбля «Битлз»…
Корабль плыл в глубинах гиперпространства. Здесь не было звезд и планет, не было вечных странников космоса – метеоритов, не было туманностей и Галактик, здесь вообще ничего не было. Кроме пробивающего себе путь в n-мерности пространства-времени самого этого корабля, крошечной по космическим меркам песчинки жизни. Внутри этой песчинки вовсе уж микроскопические искорки жизни занимались смешными с точки зрения Вселенной делами.
Если, конечно, у Вселенной есть точка зрения.
Например, сейчас одна из искорок шагала по кораблю и весело напевала нечто совершенно немыслимое для этого места и этого времени:
«Аргентина-Ямайка… Пять – ноль! Какая бо-оль!..»Действительно, ну какая может быть боль у идущего по космическому кораблю начальника особого отдела отдельного штурмового батальона майора Харченко? Точнее, уже полнокровного корпуса? Все идет по плану, так к чему канувшие в лету Аргентины с Ямайками?
Особист шел в отсек управления. Он и комбат были единственными из пассажиров огромного корабля, некогда – скоростного грузопассажирского лайнера «Мечта», у кого имелся допуск в ходовую рубку.
Капитан корабля – он и в море, и в космосе «первый после Бога». Может женить, может за борт выкинуть. Впрочем, нет, этот не выкинет. Не сможет, ибо прошел курс генетической модерации, разумеется. Упакует в госпитальный отсек, погрузив до прибытия в анабиоз. В чем ему лично Харченко и поспособствует с удовольствием, если что. Демократия – она хороша в собственном многоэтажном особняке, когда в руке бокал старого вина, перед тобой потрескивает горящими поленьями камин, в укутанных пледом ногах дремлет породистый пес, а на коленях – не менее породистый кот. Когда дети разогнаны по комнатам заниматься уроками, а красавица-жена воркует голубкой у плеча. Когда рабы… тьфу, то есть роботы, конечно же, роботы! – рубят уголек, вкалывают на заводах и орошают поля. А в море и космосе демократии не бывает. Так что капитан корабля прав. Всегда прав, и это не обсуждается.