— Вы даете себе отчет, чем вам это грозит, господин Ковшов? — высокомерно спросил офицер.

— Я уже сказал, господин Венцель, что помню каждое ваше слово. Обманывать немецкое командование я не могу и не хочу: если я дам ложные сведения, вам не трудно будет уличить меня в обмане. Жизнью своей я дорожу, поэтому правдив, господин Венцель. Я же знаю, что вы будете проверять эти списки.

Венцель уставился серыми немигающими глазами в глаза Ковшова. Тот выдержал тяжелый взгляд. Венцель перевел глаза на дверь, не спеша подошел к ней, опустил защелку замка.

— Я понял, господин Ковшов: вы боитесь партизан и чекистов. Не бойтесь, все сохраним в тайне.

Венцель прошел к столу, взял из стаканчика карандаш и подал Ковшову. Еще не понимая, чего от него хотят, Ковшов взял карандаш.

— Отметьте командиров, политработников, коммунистов, чекистов. Не пишите — только птичка или точка. Большего не требуется.

— Господин Венцель, мне негде ставить птички, — ровно и спокойно ответил Ковшов, кладя карандаш на стол. — Уверяю вас, что тех, кто вас интересует, в больнице нет.

Снова и снова Венцель возвращался к вопросу о командирах, политработниках, комиссарах, но Ковшов стоял на своем. Немец нервничал, вскакивал со стула, то и дело напоминал об ответственности, но его собеседник упрямо стоял на своем: «Нет, эвакуировали раньше, ни одного не осталось…»

Венцель устал от беседы, но не хотел признать себя побежденным. Подумав, он коротко сказал:

— Сдайте списки в полевую жандармерию.

— Где она находится, господин Венцель? — не выдавая радости, спросил Ковшов.

— В «Савое».

Собрав списки в папку, завязав тесемки, Ковшов попрощался с Венцелем и вышел на улицу.

Нервное напряжение проходило. Ковшов почувствовал, что ноги стали ватными. Он вошел в парк и присел на скамейку. Отдых после разговора с Венцелем был необходим. Тем более, что предстояло новое испытание.

В «Савое» все повторилось почти полностью. Только карандаша здесь в руки не давали. Час продолжалась до одурения однообразная беседа: «Есть?» — «Нет». — «Есть»? — «Нет». Процедура была еще более утомительна оттого, что велась через переводчика, бесцветного, с бегающими глазами типа.

Из жандармерии Ковшова со списками направили к коменданту города.

Майор Бооль занял кабинет на третьем этаже гостиницы. Рядом, в трехкомнатном номере, он и жил.

Сопровождавший Ковшова солдат что-то сказал дежурному. Тот поднялся и показал Ковшову знаками: иди! Он привел его в приемную, к женщине, сидевшей за маленьким столиком.

Женщина посмотрела на Ковшова и улыбнулась:

— Садитесь, господин…

— Ковшов.

— Ах, так вы тот Ковшов, о котором все говорят? Главный в Красном Кресте?

— О чем говорят — не знаю, но я действительно являюсь главным врачом больницы Красного Креста… Разрешите представиться полностью: Петр Федорович Ковшов.

— Симонова Фаина Трофимовна. Секретарь и переводчик майора Бооля, — после небольшой паузы назвалась женщина, пригласив Ковшова сесть.

Поклонившись, Ковшов сел.

Улыбка, первое за день приглашение сесть ослабили душевное напряжение. Ковшов тоже улыбнулся.

— Вы русская?

— Да. Почему вы спросили об этом?

— Очень хорошо говорите по-русски и предложили мне сесть. Где я нахожусь?

— В приемной военного коменданта города майора Бооля. А разве вы не знали, куда идете?

— Меня вели. Утром был в «Ударнике», а какое там учреждение — не знаю…

— Так и не знаете?

— Чему удивляться? Власти новые, незнакомые, немецкого языка не понимаю — откуда мне знать?

— Вы были в гестапо… Слышали о таком учреждении?

— Слыхал… Догадывался, но не был уверен.

— Почему?

— Не только там, всюду допытывались, кто из раненых — командиры, политработники, коммунисты.

— А сюда зачем вас привели?

— Да вот со списками раненых хожу весь день. Требуют офицеров, коммунистов, а у нас их нет. Уж и не знаю, нужны ли кому эти списки. Рядовыми и беспартийными никто не интересуется, кроме нас, врачей.

Симонова пристально посмотрела на Ковшова и, повернувшись к окну, медленно и тихо произнесла:

— Большое вы задумали. Но не дадут вам довести его…

— А что делать? Я же врач… Видели бы вы, что творилось на вокзале.

— Видела и… понимаю…